По существу своему Кропоткин умудряется соединить различные категории, спутать воедино натуралистический аморализм с панморализмом. Возьмем пример. Какой смысл учения Кропоткина, что космос организован федералистически? Что там, в космосе, нет «центра», нет властелина, что космос есть уже готовое царство анархического федерализма? Ведь безначалие, федералистическая организация имеет смысл и значение только там, где есть живые люди, элементы, проклинающие централизм, борющиеся за автономию. В приложении же к механической природе все эти термины – только метафоры; но для Кропоткина это не только метафоры. Здесь несомненно – неосознанный антроморфизм. И здесь сразу вскрывается основное противоречие всей системы: сторонник чисто механического миропонимания, применяющий естественно-научный метод, не знает и не может знать этической категории. Он знает только веления природы, а эти веления безразличны к добру и злу…
Взаимопомощь для Кропоткина не просто факт, а формула прогресса. И эта формула прогресса контрабандно подбрасывается природе, как будто бы из природы «вытекает» и естественно-научным методом открывается. Естественно-научный факт в сущности толкуется, как моральная норма, а эта моральная норма живет под фальшивкой естественно-научного «закона»…
Нам, после пережитых великих годов, трудно уже представить себе, какое ошеломляющее впечатление произвела, и не только среди революционеров, весть о том, что П. А. Кропоткин «принял» войну. Ликовали бешено и исступленно идеологи империалистов и их соглашательские помощники! Знаменитое письмо Кропоткина, кажется, шведскому ученому, о том, почему социалисты и анархисты должны стать под знамена Антанты против Германии, – это письмо сделалось одновременно как будто бы знаменем, а на самом деле прикрытием для империалистов. Для многих лозунг Кропоткина – «отливайте пушки и везите на позиции» – был равносилен идейному кризису. Многим казалось, что этим наносится глубочайший и непоправимый удар вере в значимость и прочность какой бы то ни было идеологии. Да на самом деле: какое значение имеет тростник-идеология, когда вихрь фактов гнет и пригибает в какую угодно сторону?..
П. А. Кропоткин проделал цельно весь цикл анархо-шовинизма, принял войну, отверг лозунг гражданской войны, отвернулся от Октябрьской революции и с принципиально-несущественными оговорками признал Версальский мир… В лице Кропоткина сошел в могилу последний великий представитель полуутопического, полунаучного анархизма. Моральная связь с трудовым народом дала возможность Кропоткину в «Речи бунтовщика» вскрыть язвы буржуазного общества, в «Хлеб и воля» дать несколько наивную, но во многом не устаревшую картину будущего общества».
МАРУСЯ
Родившаяся в 1885 году в семье штабс-капитана Григория Никифорова дочь Мария стала самой известной «бандиткой» Гражданской войны… В восемнадцать лет она сошлась с боевиками из партии социалистов-революционеров, а в 1905-м оказалась втянутой в группу анархистов-«безмотивников», которые возвели террор в культ. Первое ее дело – нападение на кассу завода сельхозмашин в Александровске. Были убиты сторож и главный кассир, захвачено 17 тысяч рублей. Позже Маруся принимает участие в актах «экономического террора»: от взрыва бомбы погиб заводской администратор, следующая бомба остановила работу завода на несколько недель. На суде в 1908 году Маруся обвинялась в политических убийствах, в четырех экспроприациях. Только юный возраст и принадлежность к «слабому» полу спасли ее от виселицы. Приговор по ее делу гласил: 20 лет каторги. Вскоре она совершает побег из тюрьмы и оказывается в США в среде анархистских идеологов, среди которых были Арон Барон, Волин, Раевский – будущие лидеры анархистов времен Октябрьской революции. Последний издает в Нью-Йорке анархистскую газету «Голос труда», где печатает свои статьи и Никифорова. В 1913 году она отправляется в Испанию, делится с испанскими анархистами опытом «террористической работы». Далее путь ее лежит в Париж, там Маруся посещает школу живописи и скульптуры Родена. По непроверенным данным, в годы Первой мировой войны Маруся окончила офицерскую школу под Парижем и даже была направлена на фронт в Грецию (Салоникский фронт).