100 знаменитых евреев

Чтобы реализовать себя до конца, Ротко в основном занялся созданием монументальных композиций для украшения зданий. В 1958 году он получил заказ на создание декоративных панно для ресторана «Четырех сезонов» в небоскребе Сигрем-билдинг. Несколько полотен Марк создал в своей огромной студии в Бауэри в южной части Манхэттена, а затем уехал работать в Европу. На борту корабля он познакомился с редактором журнала Harper Джоном Фишером, который уже после смерти Ротко опубликовал статью «Портрет художника в гневе». Все, кто знал характер Ротко, не были удивлены, узнав, что он отказался отдать картины заказчику. В один прекрасный момент он понял, что оформлять стены в этом респектабельном ресторане больше не может, и аннулировал заказ, отказавшись таким образом от 35 тысяч долларов. Было это в 1959 году… Он, сидя в ресторанном зале, с внезапным отвращением почувствовал, что продал душу капиталистам. «Тот, кто будет пировать среди этих цен, даже и не взглянет на мои картины», – говорил Марк своим друзьям. Ему было нестерпимо осознавать то, что он оформлял «место, куда будут приходить богатейшие ублюдки Нью-Йорка, чтобы покормиться и показать себя». Впрочем, этот гнев имел несколько неожиданные последствия: поначалу живописец решил «испортить аппетит всем этим сукиным детям, которые когда-либо будут есть в этой зале», «заставить этих богатых ублюдков почувствовать, что они загнаны в ловушку с замурованными окнами и дверями». Намерение создать максимально удушливую атмосферу для богатых так и не было воплощено живописцем. Скорее, он сам ощущал себя задавленным и загнанным в ловушку. Подобно многим другим полотнам Ротко, названия выполненных им для «Четырех сезонов» картин рождены их цветовой схемой: «Черный на мароне», «Красный на мароне». Их содержание кому-то может напомнить дверной проем. Иногда прямоугольник закрыт со всех сторон – взгляд зрителя притягивает центр картины, где он останавливается, словно упершись в стену. Десять полотен для «Четырех сезонов», написанные в Европе, прибыли в Америку точно в день смерти художника, но ресторан так и не смог их заполучить. Ценились они уже тогда на вес золота.

В 1961 году Ротко получил аналогичный заказ на украшение Холиоук-центра Гарвардского университета. В 1965–1967 годах художник работал над мистическими полотнами для экуменической капеллы в Хьюстоне (Rothko Chapel). Это 14 огромных холстов, разместившихся по стенам уникальной капеллы, созданной для объединения людей разных религий. На полотнах переданы все оттенки черного цвета – от темно-лилового, как вечернее зимнее небо, до непроглядной, беспросветной ночи. Это самая значительная работа Ротко. (Капелла Ротко в Хьюстоне, изначально возводившаяся как католический храм, открылась спустя год после его смерти и стала пристанищем для людей всех вер.) Это Ротко во всей красе – магически мерцающий пурпур в полутемном зале лондонской галереи Тейт, завораживающая чернота Хьюстонской капеллы… Масштаб – самое подходящее слово для этого автора, масштаб чувств и масштаб холстов. «Я не выражаю себя в своих картинах. Я выражаю своего не-себя», – самая известная фраза Ротко.

Это было тяжелое для художника время. С одной стороны, он очень богат и знаменит, у него жена, сын и дочь. В 1969 году он организовал фонд для поддержки нуждающихся художников. Йельский университет присудил ему степень доктора изящных искусств. С другой стороны, в картинах того времени жизнерадостные красные, оранжевые и желтые краски постепенно сменяются коричневыми, фиолетовыми и черными. Его работы становились все более гнетущими и мрачными. Отказавшись от эффекта полупрозрачное™, которого он добивался с помощью масла, Ротко начал использовать акриловые краски. Тем не менее, по словам М. Б. Пиотровского, его картины противостоят «Черному квадрату» Казимира Малевича: «У Малевича – это конец живописи. У Ротко – это черный цвет классических голландских художников».