100 знаменитых харьковчан

В Москве не обошлось без скандала (впрочем, это, наверное, и хорошо — новый театр Жолдака без него невозможен). Александр Исаевич Солженицын гневно отозвался о постановке «Одного дня», созданной без его согласия. Жолдак же обратился к писателю, который для него «всегда был образцом нравственности», с открытым письмом, в котором попросил у него «милостивейшего прощения». Кончилось тем, что нобелевский лауреат «благословил» спектакль. В «Одном дне Ивана Денисовича» зрители сидят на грубых деревянных табуретках, изготовленных в украинских колониях заключенными, актеры съедают около 500 вареных яиц, другие яйца летят в этих артистов, один из героев прикрывает срам лишь медным тазиком. За границей постановку Жолдака назвали потрясающей, а материал Солженицына сложным и непонятным. Остается только поражаться, где театральные критики нашли Солженицына в этом спектакле? Неужели непонятно само название — действительно принадлежащее выдающемуся русскому писателю?

Исследователи творчества Андрея Валерьевича говорят, что литературный текст — это то, от чего лишь отталкивается, получив определенный импульс, режиссер. Это больше похоже на правду. Вот некоторые принципы, которыми руководствуется Жолдак.

Харьковский режиссер уверяет, что владеет искусством реалистического театра, но ему это скучно. («Я могу дать правильный психологический разбор, но важнее не это»). Жолдак исследует театр будущего, а в нем, по его глубокому убеждению, не будет сюжета, будет энергия, форма, «чистое искусство». Это самое искусство существует само по себе, это особая субстанция, которая не должна учить чему-то. «Я люблю играться с формой, — говорит Жолдак-Тобилевич. — Театральная форма — это показатель степени свободы». Короче говоря, важно не что показывать, а как. Хотя при этом Жолдак говорит о том, что его постановки наполнены шифрами: «Я шифрую каждую сценическую минуту, каждый метр. Зритель должен самостоятельно и много думать над тем, что ему показали». Вот в таком духе. Думать на спектаклях Жолдака действительно приходится много. Многие из тех, кому не удалось додуматься, даже уверяют, что «король-то голый». Вот, например, что писал после «Одного дня Ивана Денисовича» известный актер Александр Калягин: «Я не отношу себя к «суперталантливым людям», к каковым себя причисляет господин Жолдак-Тобилевич IV, поэтому мне нескучно, как ему, на спектаклях, «где есть сюжет и просто хорошие артисты», а скучно как раз было в его «театре будущего»: признаюсь, в его «лабиринтах» и «слоях» я подлейшим образом заблудился».

Дальше еще резче: «…энергия Жолдака подтачивает наш театр. Происходит отмирание нравственного начала, что невосполнимо для искусства. И тогда возникают жестокость вместо сострадания, секс вместо любви, хаотическое сознание вместо правды бытия. Мы долго называли наш театр храмом, верили, что когда запретили церковь, в театре можно было постичь христианские истины. Теперь строятся храмы, а театр впадает в духовную апатию. И становится возможным появление Жолдаков с их грубым, бессмысленным, но энергичным натиском».

А вот слова поклонника творчества Андрея Жолдака немецкого продюсера Томаса Петца: «Я считаю, что театр должен думать о том, действительно ли он знает, что он хочет донести до зрителя, и знает ли он, как это сделать. Он не должен думать о том, будет ли это принято зрителями, одобрят ли это политики, еще кто-нибудь. Прежде всего, он должен ставить перед собой цель. Но нужны конфликты. Потому что только конфликты порождают что-то новое».