Новаторством композиционного построения отмечены произведения Тычины в сборнике «Плуг» (1920 г.), которые принесли ему славу вдохновенного певца «красоты нового дня». Новое властно входило в жизнь поэта. Он славил огромный плуг, миллионы мускулистых рук и вместе с тем ощущал себя «двести раз распятым», болея душой за судьбу Украины. Одновременно с «Плугом» тоненькой книжечкой вышел цикл стихов в прозе «Вместо сонетов и октав», где предчувствие непоправимой беды ощущается еще сильней. Но пока желание жить и творить было сильнее предчувствий. Тычина работал в журнале «Искусство», в государственном издательстве «Всеиздат», заведовал литературной частью в Киевском театре им. Т.Г. Шевченко, стал одним из основателей Музыкального общества им. Н. Леонтовича и как поэт-сценарист вошел в созданный в Киеве «театральный отдел». Он был связан также с труппой «Молодого театра» Л. Курбаса, и в результате этой творческой работы возникали синтетические музыкально-танцевально-театральные произведения. Младотеатровцы инсценировали и поэтические произведения Павла Григорьевича из его сборников. Его стихи словно сами просились быть переложенными на музыку, в них ощущалась и танцевальная пластика.
В 1920-е гг. Тычина перевел много текстов российской и западноевропейской классики для капеллы «Думка» («Реквием» Моцарта), а также оперных либретто. А позже композиторы на его стихи написали сотни песен, романсов, хоров («Арфами, арфами» Я. Стенового, «Пускай себе и шумят дубы» Г. Веревки, «На майдане» М. Вериковского), а также вокальных циклов, кантат, хоровых симфоний. До конца жизни поэт был связан с музыкой.
В 1923 г. Тычина неожиданно для многих переезжает в Харьков, но меняется не только его место жительства. Начиная со сборника «Ветер с Украины» (1924 г.), постепенно угасает яркий автор стихов «Топчите универсалы», «Прометей», «Голод», «Эй, ударьте в струны, кобзари!», «На Аскольдовой могиле», тот трепетно-звонкий поэт европейской культуры, не боявшийся как свидетель революционного братоубийства заявить: «Как страшно!.. человеческое сердце до края обеднело». Тычина глубоко затаил факт своего ареста и чудесное спасение из когтей ЧК благодаря В. Блакитному. Поэт закрыл на замок свое настоящее «я», и уже никогда его душа не распахивалась широко. Он жил в каком-то патологическом страхе, что в дверь в любой момент могут постучать и увести навсегда, как увели многих мастеров украинского «Расстрелянного Возрождения». Лишь один раз, в 1926 г. он рискнул опубликовать фрагмент поэмы «Чистила мать картошку», где предвозвестил Голодомор и удушение Украины. Тычина был обвинен в «протаскивании националистического дурмана». Поэт написал покаянное письмо – и его гений умолк.
В течение многих лет читателям предлагали газетные однодневки или откровенно иронические стихи Тычины. Школьников кормили хрестоматийными агитками, где поэт предлагал «под руководством партии все винты завинтить». Павел Григорьевич стал объектом бесчисленных шуток, эпиграмм и пародий типа: «Трактор в поле дыр-дыр-дыр, я в колхозе бригадир». Многие друзья, еще вчера превозносившие его талант, теперь болезненно воспринимали изменения в творчестве Тычины – певца индустриализации и коллективизации.
В. Стус писал в конце 1960-х гг. в своей книге «Феномен эпохи»: «В мире "Солнечных кларнетов" человек был возвеличен до космических масштабов, там существовала гармония человека и вселенной. Теперь космос у Тычины обесчеловечивается, а сам человек, этот макрокосм солнечнокларнетовского периода, превращается в инфузорию, жизненное назначение которой – свято придерживаться своей орбиты и великого закона. В этом новом космосе Тычины человек становится заключенным, рабом исторического процесса. Но как бы там ни было, Тычина – такая же жертва сталинских репрессий, как Косынка, Кулиш, Хвылевой, Зеров и Курбас. С одной лишь разницей – их физическая смерть не означала смерти духовной – Тычина физически живой, умер духовно, но был принужден существовать… по другую сторону себя самого. Начиналась полоса дальнейшей деградации поэта, причем деградировал покойный поэт так же гениально, как когда-то писал стихи». А многолетняя эксплуатация режимом имени и авторитета мастера слова стала причиной его глубокого внутреннего конфликта и привела к падению его реноме в глазах соотечественников и мировой общественности.