100 знаменитых судебных процессов

И вот наконец 3 апреля. Первое судебное заседание по делу «Оскар Уайльд против маркиза Куинсберри». Уайльд — воплощение уверенности в себе. Он одет вызывающе. Впрочем, как всегда. В петлице модного пальто — изящная бутоньерка. Все в этом законодателе мод просто безукоризненно. А словно нарочно стоящий перед скамьей подсудимых обвиняемый маркиз Куинсберри выглядит более чем нелепо: на шее какой-то немыслимый голубой охотничий шарф. Он нервно теребит в руках шапку. Хотя о чем ему беспокоиться? Онто наверняка знает, какие контраргументы припас для Уайльда Эдвард Карсон, недруг писателя еще со студенческой скамьи, а ныне адвокат Куинсберри.

Итак, зрители расселись и готовы запоминать каждое услышанное на суде слово, чтобы потом бережно, не расплескав, разнести все сенсации, которыми обещает быть богат этот процесс, по досужим лондонским салонам. Сэр Эдвард Кларк, как всегда, красноречив и убедителен. Он с ходу отметает одно из главных предоставленных Куинсберри доказательств гомосексуальности Оскара Уайльда — злополучное любовное письмо. «Это послание может показаться несколько экстравагантным, — остроумно подмечает он, — только тому, кто привык читать лишь деловую корреспонденцию. Оскар Уайльд — поэт. И письмо его не что иное, как выражение настоящих поэтических чувств!»

Затем следует безынтересный допрос свидетеля со стороны обвинения Сиднея Райта, швейцара, передавшего писателю визитку с оскорбительным текстом. Приходит очередь Оскара отвечать на вопросы. Его дальнейшее поведение трудно понять. Уайльд врет даже собственному адвокату. Он зачем-то неправильно указывает свой возраст — тридцать девять лет вместо сорока одного.

— Есть ли хоть малейшая доля истины в обвинениях Куинсберри? — спрашивает Кларк.

— Все это полнейшая ложь.

К допросу приступает Эдвард Карсон. Он ищет доказательства аморальности Уайльда в двух направлениях: в творчестве и в жизни. Пока дело касается литературы, Уайльд защищается от нападок Карсона вполне достойно.

— Яне знаю такого понятия, как порочное произведение. Книга может быть написана либо дурно, либо хорошо.

— Вы написали это в «Дориане Грее», — все более распаляется адвокат Куинсберри.

— Вы выразили ваше собственное мнение? Вы действительно считаете, что порочный роман может оставаться хорошей книгой? -

Я не понимаю, что вы вкладываете в понятие «порочный роман», — отвечает Оскар.

— Я предлагаю считать таковым «Дориана Грея»!

— Это грубо и безграмотно. — Уайльд начинает злиться.

— А что вы скажете об этом? — В руках Карсона появляется письмо Уайльда к Дугласу.

— Это обычное письмо?

— Конечно, нет, — отвечает Уайльд и добавляет не без иронии: — Это великолепное письмо!

— Но это не искусство?

— Я не могу говорить ни о чем, кроме искусства.

Поведение Уайльда сейчас можно сравнить только с тем, как держался на суде много веков назад великий Сократ. Ответы Оскара настолько остроумны, что весь процесс начинает походить на фарс. Он будто не ощущает нависшей над ним опасности. Тем временем вопросы Карсона переходят в сферу личной жизни Уайльда. И с каждым вопросом Кларку становится все более очевидным тот факт, что дело Уайльда может закончиться очень плохо. Писатель явно юлит, он все более растерян. Карсон, наоборот, хорошо подготовлен и выглядит, как игрок, спрятавший в рукаве как минимум пару козырных карт. Адвокат называет имена молодых людей, перечисляет шикарные подарки, которые преподнес Уайльд тому или иному «другу».

— Прошу заметить, господа, — обращается Карсон к присяжным, — что среди названных мною компаньонов мистера Уайльда нет никого из высшего света. Одни только камердинеры, разносчики газет и даже безработные — часто безграмотные.

— Я не признаю социальных различий, — парирует Уайльд и все еще пытается шутить: — Для меня сам факт молодости так прекрасен, что я скорее проведу полчаса, разговаривая с юношей, нежели буду допрошен в суде!

Внезапно Карсон спрашивает:

— Вы целовали Уолтера Грейнджера?

— О господи, нет! — Уайльд не успевает заметить провокацию. — Он всего лишь гадкий мальчишка!

— Ах, причина была только в этом! — Карсон добился желаемого. Присяжные более не имеют никаких сомнений в порочности писателя.

Но это еще не все. Адвокат маркиза Куинсберри открывает последнюю карту: в зал судебных заседаний входит группа юношей, готовых дать свидетельские показания о том, что Оскар Уайльд состоял с ними в гомосексуальной связи. Для Оскара это конец. В то время английский закон строго карал «содомитов».