100 знаменитых судебных процессов

На процессе, проходившем в Москве в августе 1936 года, помимо «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» фигурировал также некий «московский центр», в ведении которого, по утверждению прокуратуры, находилась подготовка уничтожения Сталина и Ворошилова. Как указывали материалы дела, эти террористические акты должны были осуществляться на основании директивы Троцкого, якобы изложенной в письме последнего, привезенном в СССР в 1934 году сестрой Дрейцера. Мол, Дрейцер лично переслал указание Мрачковскому в Казахстан, а тот «из соображений конспирации» сжег листок. Прокуратура безапелляционно утверждала, будто директивы об уничтожении высокопоставленных лиц получил также Смирнов. То, что он к тому моменту уже полтора года сидел в следственном изоляторе, организаторов процесса, по-видимому, ничуть не смущало. Вышинский вообще не считал необходимым выискивать какие-либо доказательства в данном случае. Он просто заявил: «Я глубоко убежден, что вы знали о ней, хотя и сидели в политизоляторе».

Несмотря на давление со стороны прокуратуры и следователей, не все подсудимые признали на суде свое участие в террористической деятельности. Смирнов и Гольцман — единственные из обвиняемых, кто в начале 30-х годов действительно связывался с Троцким, — категорически отвергли это обвинение. Они также отказались признать само существование подпольного центра. Именно по этой причине ответы Смирнова, например, в судебном отчете приводились не полностью, а в «сокращенном виде». Когда же ряд подсудимых «подтвердили», что именно Смирнов являлся «заместителем Троцкого в СССР», он бросил едкую реплику: «Вы хотите вождя? Ну, возьмите меня». В последнем слове этот обвиняемый продолжал отрицать свою причастность к преступлениям, совершенным «троцкистско-зиновьевским центром». Остальные подсудимые были сговорчивее только в той части обличений, которая касалась Троцкого. Особенно усердствовали в этом вопросе Зиновьев и Каменев. Они также признали, что убийство Кирова — дело их рук.

Отступая от темы, следует сказать, что сам Троцкий, характеризуя тот фарс, который выдавали за «справедливый процесс против врагов народа», писал, что заседания утомили общественное мнение своими сенсационными несообразностями задолго до вынесения приговора. А заключительную речь Вышинского, мол, мог заранее написать любой журналист, разве что с меньшим количеством площадных ругательств. Троцкий указывал, что прокурор, который в годы революции присоединился к белым, после победы оппонентов сумел найти себе тепленькое местечко, однако долгое время чувствовал себя униженным и подозреваемым. И тут Вышинский получил такую великолепную возможность от души вывалять в грязи имена тех, о ком он ранее вынужден был говорить с преувеличенной почтительностью: Бухарина, Рыкова, Зиновьева, Каменева, Раковского и прочих.

Несмотря на предварительную подготовку общественного мнения к самому жесткому приговору шаткость «показаний» обвиняемых и отсутствие доказательств их вины вынудили суд признать, что «фактов, которые дали бы основание квалифицировать действия подсудимых как подстрекательство к гнусному преступлению, выявлено не было». Несмотря на это Зиновьева по приговору упекли за решетку на 10 лет, Евдокимова — на восемь, а Каменева и других проходивших по данному делу лиц на пять лет. Тем не менее, конечная формулировка приговора явно намекала, что в будущем могут появиться новые «факты», которые снова приведут участников «процесса 16-ти» на скамью подсудимых.

Шахтинское дело

Печально известный судебный процесс, состоявшийся в Москве в мае — июле 1928 года. В ходе разбирательства группа инженеров и техников была необоснованно обвинена в создании контрреволюционной вредительской организации, которая якобы долгое время действовала в Шахтинском и некоторых других районах.

Так называемое «Шахтинское дело», положившее начало массовым репрессиям против украинской технической элиты, было сфабриковано органами ОГПУ почти 80 лет назад.

Однако до сих пор этот «липовый» процесс вызывает большой интерес и поражает циничностью, с которой действовало обвинение.