1000 и 1 день без секса. Белая книга. Чем занималась я, пока вы занимались сексом

▶ «Я встречаюсь с мальчиком, его зовут Руслан. Мы с ним любим друг друга, но вся его семья: мать, сестры и даже какая‐то тетя неадекватная — все меня не принимают и всячески отговаривают его. Навязывают ему каких‐то татарок (а я по национальности православная). Он последнее время как‐то заметно охладел ко мне.

Короче, есть ли шанс, что он их пошлет лесом и выберет меня, ведь я его настоящая любовь, а они его просто родственники».

Дашута, 21 год

Вот такой вольный и краткий пересказ Ромео и Джульетты. Думаю, если бы Шекспир написал трагедию «Руслан и Дашута», там все умерли бы еще в начале пьесы. Потому что тупость Дашуты убивает наповал.

«Я по национальности православная» — это меня и растрогало, и насмешило одновременно. Серьезно? Есть такая национальность — православие? Наверное, в ее системе координат есть и национальность — атеизм. И такая религия как афроамериканцы.

А если честно, Дашута, нужно с осторожностью вступать в отношения, где есть разница в менталитетах и вероисповедании. Особенно сложно будет, если он — мусульманин, а ты — тупая. Да и еще его родственники категорически против тебя.

Вы можете вспомнить какую‐нибудь реальную историю, в которой семьи влюбленных были бы категорически против, но любовь двух молодых людей все равно победила? Нет, фильм «Дневник памяти» не подходит! «Титаник» тоже не считается! Реальная история из жизни. Есть такая? Напишите мне.

Потому что все знакомые мне истории, когда родители были категорически против невесты своего сына, заканчивались весьма печально. Особенно если молодоженам приходилось первое время жить с родителями, которые каждый день на разные лады говорили сыну: «Она плохая, бросай ее».

Мы все поддаемся внушению. Когда я изучала психологию в университете, нам давали много теории, которая плохо усваивалась в моей молодой и пустой голове. Зато на втором курсе я стала посещать клуб практической психологии. И вот там у меня всё усваивалось, как быстрые углеводы у спортсмена.

Я очень хорошо запомнила эксперимент с зеленым стулом. Мы зашли в аудиторию, кое‐как успели разместить наши наивные туловища на стульях, как в аудиторию вошел профессор и задал неожиданный вопрос:

— Найдите в этой аудитории самый комфортный стул.

Первым желанием у меня было — пересесть. А потом я огляделась: все стулья были деревянные, на Г-образных железных ножках. Покрашенные светлой краской, которая кусками отвалилась еще во времена Первой мировой, наверное. Куда пересаживаться? Все стулья одинаково убогие. Я ожидала увидеть среди этих столярных уродцев трон, но трона не было. Были только уродские совдеповские стулья.

— Они все одинаковые, — самоуверенно выкрикнул какой‐то студент.

Я внутренне обрадовалась, что мою мысль кто‐то сказал вслух. И если эта мысль ошибочна, то накажут этого кучерявого самоуверенного наглеца, а не меня.

— Разве? — удивился профессор, а потом ткнул своим узловатым указательным пальцем в какой‐то стул, покрытый светло-зеленой краской, и добавил: — Вот этот зеленый стул самый комфортный.

Все студенты уставились на этот стул. Комфорта в нем было столько же, сколько в деревянных деревенских туалетах. Ноль. Мы все пожали плечами и забыли этот тупой опрос.

На второй день перед началом занятия профессор опять спросил: «Какой стул самый комфортный?» Кто‐то, смеясь, выкрикнул: «Зеленый!» Самоуверенный кучерявый студент опять вставил свои пять копеек: «Они все одинаковые, не прикалывайтесь над нами!»

Профессор улыбнулся и проговорил: «Правильно, зеленый стул самый комфортный. Пока вы этого не понимаете, но вскоре поймете». Так продолжалось неделю, наверное. Перед каждым занятием мы смотрели как бараны на новые ворота на старый зеленый стул и нехотя кивали головой, лишь бы не сердить седовласого преподавателя. Когда через неделю профессор задал свой любимый вопрос про стул, все выкрикнули: «Зеленый!», а самоуверенный тип, которого звали Костик, тихо по‐заговорщицки зашептал мне: «Сейчас скажет, что это был эксперимент, такие эксперименты в гестапо проводили, я читал». Я осторожно покосилась. Симпатия к Костику сменилась осторожным нейтралитетом. Но профессор внезапно задал еще один вопрос, который заставил меня отвлечься от Костика: «А почему этот стул самый комфортный?»