1000 ликов мечты, О фантастике всерьез и с улыбкой

...Победив малосимпатичных Коренастых, отряд Гура-Занка - "людей, живущих в воздухе", - возвращается к родным становищам, где их поджидает с основными силами вождь рода - Уамма, Голубой Орел. В арьергарде, окруженные воинами, у которых наготове нефритовые топоры, дубины и дротики, движутся несколько десятков пленных, предназначенных для торжественного пиршества... Не правда ли, вполне может показаться, что речь идет об очередном романе из числа "доисторических"? Тех, едва ли не самым ярким образцом которых остается и по сей день знаменитая "Борьба за огонь" Ж. Рони-старшего. Кто прочел ее в детстве, уже не забудет, вероятно, ни отважного уламра Нао, отправившегося с друзьями добывать огонь для родного племени, ни встречающихся на их пути мстительных рыжих карликов или людей-без-плеч из страны вод... Что ж, Жозефа Рони-старшего мы вспомнили не случайно: речь идет именно о его романе "Удивительное путешествие Гертона Айронкестля". К "доисторическим" этот роман, впрочем, не относится. Жозеф Анри Рони-старший (1856-1940), хотя и известен в наши дни прежде всего своими книгами о первобытных людях, писал не только на эту тему. Младший современник Жюля Верна, за свою долгую жизнь он выпустил вместе с братом Жюстеном (с которым нередко выступал в соавторстве вплоть до 1909 года) свыше ста томов сочинений и снискал себе славу остросоциальными романами о современной ему французской действительности. Однако нас сейчас интересует иное направление в его творчестве, мало освещавшееся критикой, не отраженное почему-то и в энциклопедиях, - от "Брокгауза-Ефрона" до нашей "Краткой литературной". Дело в том, что Рони-старший писал и фантастические произведения. (Правда, почти неизвестные современному советскому читателю: лишь две-три его фантастические вещи переведены на русский язык за последние пятнадцать - двадцать лет.) Евг. Брандис, исследуя творчество Рони, пришел к выводу, что писатель этот наряду с Ж. Верном и Г. Уэллсом - один из предтеч современной фантастики. Звучит как будто бы слишком громко, не так ли? И тем не менее... Едва ли не самым первым Ж. Рони ввел в фантастику тему нечеловеческих, неантропоидных цивилизаций. Это не столь малый вклад, как может показаться на первый взгляд. Вспомним романы Ле Фора и Графиньи: на любой иной планете эти авторы находили заведомо человекообразных носителей разума. И такой подход был, как мы уже говорили, весьма типичен. Но не забудем: в том же девятнадцатом веке (правда, в самом конце его) закладывал основы современной, куда более широко смотрящей на вещи фантастики Герберт Уэллс. И в том же девятнадцатом веке утверждал эти основы (притом отчасти еще до первых романов Уэллса) и Жозеф Ронн-старший. Возьмем раннюю его повесть "Ксипехузы" (1887), вошедшую в изданный на русском языке сборник французской фантастики "Пришельцы ниоткуда" (1967). Древние земляне становятся здесь свидетелями и жертвами вторжения неких кристаллических структур, пытающихся завоевать нашу планету. Будущему предводителю могущественного союза земных племен удается высмотреть "ахиллесову пяту" пришельцев: они - не бессмертны! И землянам, пусть с немалым уроном для себя, удается-таки отстоять родную планету. Обратим внимание: мотив противостояния злонамеренным пришельцам возник у Жозефа Рони за одиннадцать лет до появления классической "Войны миров" Уэллса. Кроме того, Уэллс носителями зла делает в своем романе все-таки удивительно земноподобных существ - спрутов, если соотнести их с обитателями нашей планеты. У Рони - иное, значительно более смелое и, кстати, созвучное идеям многих сегодняшних фантастов допущение: мыслящие конусы, призмы, цилиндры... И наконец, даже не видя возможности мирного сосуществования с ксипехузами, герой Жозефа Рони тем не менее не ожесточился сердцем: когда пришельцы гибнут, он искренне скорбит о печальной судьбе этой иной, чужой, враждебной, но все-таки - жизни... По существу, о такой же кристаллической форме жизни - железомагнитах идет речь и в более позднем романе Ж. Рони "Гибель Земли" (1911). Эта иная жизнь появляется на свет как порождение безудержной и бесконтрольной "технологизации" людского бытия, в результате которой исчезло на Земле все разнообразие фауны, кроме разве что птиц, приобретших зачатки разума и даже научившихся человеческой речи. Чуждая жизнь пока еще не являет собою сформировавшуюся цивилизацию: лишь инстинкты, грозящие вот-вот перерасти в нечто большее, объединяют эти странные фиолетовые образования... Несомненным новатором выступает Рони в рассказе "Неведомый мир" (1898), в переводе на русский язык напечатанном в 1974 году в "Искателе". Герой этого рассказа - первый, очевидно, в истории мировой фантастики мутант человек с более быстрой, чем у обычных людей, реакцией, с большим объемом зрения, с ускоренной речью (окружающие не способны воспринять его "скороговорку"), с некоторыми другими чисто внешними отклонениями. И он передает эти свои изменения, оказавшиеся генетическими, по наследству... В одной из повестей ("Нимфея", 1909) Ж. Рони изображает неведомое науке племя, приспособившееся к жизни в водной сфере едва ли не в большей степени, чем на суше. В другой ("Чудесная страна пещер", 1896) рисует еще один - обусловленный исключительными обстоятельствами - вариант возможного развития "гомо сапиенс" - летающего человека... Собственно, и в "доисторических" его романах мы можем при желании обнаружить совершенно фантастические существа. Разве не таковы, к примеру, в его "Борьбе за огонь" (1911) голубые люди, обитающие в лесных дебрях, могучие, широкогрудые великаны, пока что предпочитающие передвигаться "по старинке" - на четвереньках? Или племя Ва - люди-без-плеч, которые зимой, подобно медведям, впадают иной раз в спячку? Тех и других кое в чем напоминают и Коренастые из романа о Гертоне Айронкестле, вышедшего вскоре после первой мировой войны. Они неумелы в обращении с огнем, им неизвестно употребление металлов, питаются они полусырым мясом и, в сущности, пока еще очень недалеко ушли от приматов. И тем не менее это вполне разумные существа, понаделавшие для себя уйму тайных убежищ и ходов-переходов под поверхностью земли. Любознательный главный герой романа, с несколькими друзьями отправившийся в глубь Африки на поиски неведомой страны, с помощью Гура-Заика благополучно минует территорию злонравных Коренастых. И вот уж там-то он попадает в поистине странный лес! Здесь преобладают голубой и фиолетовый цвета. Среди растительных форм господствуют папоротники и... гигантские мимозы, достигающие высоты деревьев и приобретшие в ходе тысячелетней эволюции совершенно необычайные свойства. Свойства эти заставляют героев романа впрямую говорить об интеллекте мимоз-гигантов, - ведь их растительное сообщество словно бы "задрапировалось" от окружающего мира, представителей которого чудо-мимозы допускают в свои владения лишь в тех пределах, в каких эти последние не вредят дальнейшему их развитию, не нарушают их экологической (переходя опять же на современный язык) обособленности. У мимоз нет враждебности по отношению к людям: соблюдая диктуемые сообществом законы и ограничения, те вправе существовать рядом - и действительно, здесь существуют. Эти местные "сапиенсы" - странные чешуйчатые люди с цилиндрообразными головами, увенчанными чем-то вроде мшистого конуса, с ртом в форме треугольника и тремя сплюснутыми дырами вместо носа - прекрасно осведомлены об особенностях "разумных зарослей" и вкупе с ними составляют идеально сбалансированную экосферу... Чем, право, не иллюстрация к наисовременному роману о какой-нибудь экзотической сверхдалекой планете? Но любопытна в романе Ж. Рони не только попытка нарисовать фантастический мир, в котором "верховодят" растения. Привлекают в этой книге и необычайно злободневные по нынешним нашим меркам размышления ее героев о взаимоотношениях человека и природы. Вот слова одного из персонажей: "Я не могу допустить мысли, чтоб все виды, до австралийских двуутробок и утконосов, могли сохраняться долгие века для того только, чтобы погибнуть от руки человека... А мы истребляли без пощады, без милосердия... Сколько поколений кишащих здесь животных люди истребят или покорят себе еще до исхода двадцатого века?!" До чего же неожиданна у старого автора и до чего же созвучна нашим временам эта горечь по поводу бездумно потребительского отношения ко всему живому, что нас окружает или могло бы окружать! Что ж, Жозеф Рони-старший и в самом деле по праву может быть назван в одном ряду с Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом: не только "доисторические" его произведения, но и столь современно звучащую "биологическую" его фантастику рано предавать забвению. У этих книг будет еще немало благодарных читателей.