1000 сногсшибательных фактов из истории вещей

Подытоживая эту главу, остается сказать, что письмо было одним из самых величайших изобретений человечества, буквально перевернувшим мир. Если бы не «черты и резы», которые наш предок старательно выводил на глине или камне, мы бы и сегодня обжигали концы рогатин в пламени костра, рисовали несущихся вскачь оленей на отполированных степными ветрами скалах и поклонялись висящим над головой звездам. Цивилизация и письменность неразделимы. Прозорливые люди понимали это еще в то время, когда с трудом выводили первые буквы. Свыше четырех тысяч лет назад один безымянный египетский писец начертал на папирусе: «Человек исчезает, тело его становится прахом, все близкие его исчезают с поверхности земли, но писания заставляют вспомнить его устами тех, кто передает это в уста других. Книга нужнее построенного дома, лучше роскошного дворца, лучше памятника в храме».

8. Эволюция выгребной ямы

Губит людей не пиво,

Губит людей вода.

Народная мудрость

В свое время Илья Ильф обмолвился, что романы Виктора Гюго порой напоминают ему испорченный унитаз, который сутки напролет молчит вглухую, не подавая никаких признаков жизни, и вдруг глубокой ночью, среди полной тишины, неожиданно обрушивается грохочущим водопадом, нарушая мирный сон добропорядочных горожан. Блистательный советский сатирик конечно же имел в виду многостраничные отступления великого француза, уводящие далеко в сторону от магистральной темы и ломающие сюжетную канву. Однако Ильф совершенно напрасно ерничал: эти увлекательно написанные вставные новеллы читаются на одном дыхании и вдобавок обладают бесспорной познавательной ценностью. Достаточно вспомнить хотя бы интереснейшую «Утробу Левиафана» в знаменитых «Отверженных», посвященную истории парижской канализации.

Об этом весьма неаппетитном предмете вообще стоит почитать. Мы убеждены, что далеко не все наши современники имеют сколько-нибудь внятное представление о поистине ужасающем состоянии коммунального хозяйства в недавнем прошлом. Париж Жана Вальжана[102] был городом сажи и мусора и стоял, как и двести или триста лет тому назад, буквально на гноищах и выгребных ямах, источавших невообразимое зловоние. Только во второй половине XIX века ситуация стала понемногу меняться. Для этого префекту французской столицы барону Османну пришлось по сути дела разрушить Париж, чтобы затем отстроить его заново.

Не поленитесь прочесть нижеследующее. «Крестьянин в окрестностях Лиможа, если не считать кое-какие мелочи в одежде и орудиях, обрабатывал свою землю примерно так же, как его предок времен Верцингеторикса[103]». Хотя в Париже было тогда более миллиона жителей, улицы освещались масляными лампами, а воду для стола и мытья развозил водовоз, те же, кто победнее, ходили к фонтану. «Трубы чистили подростки из Оверни: они залезали в трубу, носили на голове цилиндр, а за пазухой – сурка. Сахар продавали в „головах“: дома их разбивали зубилом и молотком, откуда и сохранилось выражение „бить сахар“. Когда тушили пожар, по цепочке передавали друг другу ведра с водой. Не было сточных ям – по той простой причине, что не было канализации. В обиходе прочно царствовал ночной горшок. Богатые люди не без сожаления и далеко не везде начали расставаться со стульчаком. Овощи выращивали на огородиках позади дома или покупали у огородника по соседству. Вино подавали в кувшинах; бутылки считались роскошью, их выдували подростки на стекольных фабриках – многие из этих молодых людей умирали от чахотки, – не было двух бутылок одинаковой емкости. Мясники резали скот у себя во дворе или возле лавки; хозяйки, приходившие за котлетами, оказывались перед жрецом в фартуке и с руками, залитыми кровью <…> Продолжительность жизни во Франции составляла в среднем тридцать пять лет».