Теснота усугублялась чудовищным смрадом, царящим на борту. Все без исключения деревянные корабли пропускали воду, и хотя помпы работали каждое утро, в трюме все равно скапливались остатки протухшей воды, которая цвела и благоухала на совесть. Подводную часть корпуса для защиты от гниения и морских червей пропитывали вонючей смесью из дегтя и серы, а краску для наружной обшивки и палубных приспособлений делали из растертого в порошок древесного угля, сажи, сала, смолы и серы, поверх которой наносили еще один защитный слой из древесного дегтя или сосновой смолы, смешанной с шерстью животных. Этот аромат вместе с кухонным чадом, вонью гальюнов и запахом немытых тел (мытье не приветствовалось, ибо пресную воду берегли как зеницу ока) создавал неповторимый одурманивающий букет, валивший непривычного человека с ног. Казалось бы, в чем проблема, если в двух шагах, за бортом, целое море? Но моряки старых времен страдали водобоязнью и в большинстве своем категорически не умели плавать. Кроме того, существовало нелепое поверье, что коль скоро морская вода решительно непригодна для питья, то и для мытья она тоже не годится.
Но хуже любых запахов было вынужденное соседство с целым зоопарком безбилетных пассажиров, ибо кубрики кишели черными и рыжими тараканами, клопами, блохами и крысами. С крысами боролись не на жизнь, а на смерть, но никакие меры не помогали: казалось, вместо каждой убитой крысы появляются на свет две новые бестии. Кроме того, умные и хитрые твари изобретательно обманывали моряков. Когда с водой становилось туго, свирепые грызуны впадали в неистовство и делались бешеными, устремляясь на штурм тщательно охраняемого водного пайка. Впрочем, порой случалось и так, что крысы из назойливых квартирантов превращались в деликатес. В длительных океанских плаваниях, когда запасы продовольствия подходили к концу, на крыс начиналась самая настоящая охота. Например, во время тихоокеанской одиссеи Магеллана крысы шли по полдуката за штуку, но и за такую цену их было невозможно достать.
Не меньшей проблемой было отправление естественных надобностей, поскольку на старинных парусниках гальюн долгое время отсутствовал. Моряк усаживался прямо на релингах, крепко держась за ванты, и стоит ли удивляться, что экипаж зачастую недосчитывался одного из своих товарищей? В конце концов отхожие места на кораблях начали строить, но, так как их конструкция основывалась на принципе свободного падения (дыра открывалась в пространство под кораблем), пользоваться этим шедевром санитарной техники (особенно в штормовую погоду) большого удовольствия не доставляло.
Отдельного разговора заслуживает корабельная кухня. Помните, читатель, цикл морских рассказов Конан Дойла? В одном из них капитан Скарроу должен взять на борт губернатора Сент-Китта[51]
, чем весьма и весьма озабочен, ибо ему никогда еще не приходилось иметь дело со столь важными персонами. И хотя он готов служить королю Георгу, его смущает одна мелочь: «Вот что касается еды, то у нас шесть дней в неделю либо тушеная солонина с овощами и сухарями, либо смесь из рубленой солонины и маринованной сельди. Но если наш камбуз ему не годится, пусть он возьмет с собой собственного повара». На дворе уже давно стоит восемнадцатый век (в начале рассказа упоминается Утрехтский мир, которым окончилась Война за испанское наследство, значит, дело происходит после 1713 года), а судовой рацион практически не изменился со времен Колумба и Магеллана. Впрочем, некоторый прогресс все-таки налицо, поскольку на каравеллах Колумба ни кока, ни камбуза не было и в помине, а ежедневной раздачей пищи ведал провиантмейстер.На протяжении столетий основными продуктами питания на кораблях были сухари каменной твердости и солонина. Свежий хлеб по понятным причинам быстро приходил в негодность, а вот сухари, которые еле-еле удавалось расколотить молотком, хранились неплохо. Но и они в конце концов начинали плесневеть и зачастую буквально кишели червями и тараканами. Чтобы избавиться от паразитов, сухари повторно пропекали или размачивали в соленой воде. Единственным средством консервации таких скоропортящихся продуктов, как сало или мясо, была соль, поэтому солонина, как и сухари, оказывалась практически несъедобной, а пресной воды для ее вымачивания хронически не хватало. Однако голь на выдумки хитра: суточную норму солонины загружали в емкость с морской водой, и один из матросов выплясывал чечетку на этой горе мяса до тех пор, пока содержание соли не становилось приемлемым. Но в дальних плаваниях, особенно в тропических широтах, качество мяса все равно ощутимо страдало, даже несмотря на переизбыток соли. Вонючая солонина в бочках приобретала своеобразный цвет красного дерева с прожелтью, а со временем делалась коричневато-зеленоватой. От нее распространялся самый натуральный трупный дух. Чтобы хоть как-то разнообразить судовой рацион, в него добавляли вяленую рыбу, сушеные бобы и фрукты, горох, чечевицу и сыр.