10000 желаний

Хозяева квартиры вряд ли успели понять, что их ждет. В одну секунду они еще надеялись спастись, слушая Максима, а в следующую уже повалились на пол двумя безжизненными телами. С такого расстояния Федор не мог промазать.

Максим почувствовал холод внутри. Страх и гнев налетели одновременно, сливаясь в его душе, они сейчас были одинаково сильны. Хотелось упрекать и обвинять. Хотелось промолчать, чтобы не нарваться на пулю. Да, Максим уже оглашал смертные приговоры в прошлом, но никогда еще ему не доводилось видеть такого расчетливого, лишенного любых эмоций убийства.

Делать выбор ему не пришлось: тошнота, подступавшая к горлу, мешала говорить.

— Бледный ты, того и гляди в обморок завалишься! — хохотнул Федор. — Тебя нельзя посылать на такие задания. Ну, что сделано, то сделано, пора валить.

Он бросил пистолет владельцу и направился прочь из квартиры. Судьба тел его не интересовала — он, как и Максим, знал, что с ними будет.

Они просто исчезнут без следа, вместе с документами и всеми личными вещами. Возможно, их будут искать — не может же быть, чтобы ни у одного из них не было друзей и родственников! Вот только поиски ни к чему не приведут. Вскоре полиция объявит скорбящей семье, что эти двое сами собрались, купили билет на самолет и улетели в Азию. Избалованные москвичи, что с них взять!

И это еще в лучшем случае. В худшем их объявят преступниками, террористами, и тогда уже их семье станет выгодно помалкивать о связи с ними.

Максим понимал, что не должен думать о таких вещах, это уже не его проблема. Но отстраняться от жестокости, как раньше, у него не получалось. Чувство вины накапливалось в душе не первый год.

Он догнал Федора на лестнице и сказал:

— В следующий раз будем действовать осторожней. Если «Профайлер» даст вероятность ниже девяноста пяти процентов, сначала разведка, потом — захват!

— Не будет никакого второго раза, — покачал головой Федор.

— То есть?

— Дымов, может, и второсортный программист, а та баба вообще ни черта не может, но Артур Мардис причастен к этому. Они бы не исчезли так легко без его помощи.

— Допускаю. И что?

— А то, что он наверняка сумел обойти любые наши системы безопасности. Он ведь их делал! Нет, компьютеры нам эту парочку не найдут.

— Но что тогда делать? — смутился Максим. — Ждать у моря погоды?

— Ты, если хочешь, жди, а у меня есть план, — заявил Федор, раздраженно стирая каплю крови с рукава рубашки. — Мне еще нужно получить одобрение Миронова, но он, скорее всего, возражать не станет. Будем действовать по старинке! Я знаю человека, к которому мы можем обратиться.

* * *

Убийца Виталия Волкова все еще был жив. Сын погибшего, Евгений, мог бы устроить все иначе, о таком обычно не говорят вслух, но всем все известно. У Волкова-младшего было достаточно и денег, и жестокости, чтобы устроить свихнувшемуся бродяге «случайную» смерть еще в изоляторе. А он поступил по-другому — оставил убийцу официальной системе правосудия, зная, что никто не будет бороться за его освобождение и он получит максимальный срок.

Так и вышло. Теперь, глядя на то, в каких условиях он жил последние годы, Карина понимала, что Евгений Волков его не пожалел. Напротив, быстрая смерть была бы не худшей участью для него, но вместо нее последовало заточение здесь.

Бродяга оказался в самой глуши, в отдаленной клинике для умалишенных преступников. У здешних «постояльцев» было лишь два шанса покинуть это учреждение: ногами вперед или в состоянии овоща после сильных психотропов, если родственники все же добивались освобождения. Но даже так семья получала на руки едва живого человека, который обычно больше года не протягивал.

Умом Карина понимала, что ей следовало бы пожалеть их, что ни один человек не должен оказываться запертым в грязной клетушке, которую и палатой-то назвать нельзя. Однако жалости не было. Она сумела прочитать лишь несколько уголовных дел, за которые эти люди попали сюда, дальше не смогла. Но ей хватило. К нечеловеческим условиям привели нечеловеческие поступки.

Посторонних на территорию клиники не пускали, даже родственники могли беседовать только с врачами. Иногда, не официально, за определенную плату, им позволяли взглянуть на «своих» издалека. Как правило, этого было достаточно, чтобы отбить всякое желание общаться с ними и уж тем более забирать домой.

— Толик еще из тихих, — рассказывал врач, провожавший их по коридорам. — Ну, относительно, насколько тихими они здесь бывают.

— Есть шанс, что он будет говорить с нами? — поинтересовался Иван.

— Может говорить, может не говорить, как ему вздумается. Но даже если будет говорить, не факт, что вы его поймете. Вас сразу предупреждали, что так будет, но вы ж настояли!

Естественно, и их просто так не пустили бы сюда. Вход в больницу был закрыт для родственников, журналистов, волонтеров и представителей благотворительных организаций — но не для полицейских. Именно следователями они и представились. В больнице не только увидели их удостоверения, но и получили письмо, подтверждающее их полномочия, из Москвы.