1001 эротическое сновидение

«Даже когда я только заснула и начала видеть этот сон, он поразил меня как нечто особенное, потому что начал обретать свою форму в таком окружении, какое мне раньше даже никогда и не снилось — полностью чуждая моему образу жизни среда. Но при этом очень реалистично и сильно.

Я была в ночном клубе 1930-х годов, жутко модном местечке с таким танцполом, на котором танцевал бы сам Фред Астер, и музыкантами в белых смокингах, с саксофонами и набриолиненными волосами. Я сидела за столом, пила что-то игристое наподобие шампанского и действительно слышала этот джаз, настоящую блюзовую музыку, разговоры и смех.

Ко мне подошел мужчина. Он отличался от всех окружающих мужчин тем, что был одет в красный смокинг, а не в белый или черный. Но все относились к нему с уважением, официантка ждала его знака, а некоторые из посетителей кивали ему и приветственно махали руками.

Только когда подошел ближе, я начала понимать, что это мой отец. Он выглядел моложе, намного более подтянутым, и улыбался. В петлице у него был странный цветок, какой-то сорт орхидеи, который поднимался и опадал в такт его дыханию. Протянул руку, я приняла ее, и мы пошли на танцплощадку.

Он прижимал меня довольно крепко и не говорил ни слова. Судя по всему, это была особая танцплощадка. Вам нужно было только стоять, а площадка танцевала за вас. В тот момент казалось, что это блестящая мысль, но сейчас я не могу вспомнить, как это работало.

Пока мы танцевали, официантки принесли нам еще шампанского, и помню, как сказала папе, что мне ударило в голову и больше пить не стоит. Я посмотрела на него, он тоже посмотрел на меня как-то странно, и поняла, что он действительно обнимает меня очень крепко. Его руки были теплыми и сильными. На мне было невероятно тонкое вечернее платье, сделанное из прозрачной газовой ткани, и через него было видно даже розовый цвет моих сосков. Папа потрогал соски пальцем через ткань, и они затвердели. И сказал: „Пошли наверх“.

Потом мы оказались в спальне. Опять же, тут чувствовалось, что действие происходит в 1930-е годы. Персиковые простыни, на стенах зеркала со стеклами персикового оттенка. Окна выходили на балкон, а снаружи театрально светила луна и росли пальмы.

Папа вышел из ванной, на нем не было ничего, кроме коротких белых трусов. Я четко могла видеть контур его половых органов, и хотя старалась не смотреть, почувствовала, как во мне растет сексуальное возбуждение. Я зашла за странного вида ширму и разделась. Потом подошла к раковине, подмылась с мылом и перед зеркалом выбрила половые органы папиным лезвием. И видела, как папа стоит у кровати и наблюдает за мной. Я в любом случае всегда сбриваю волосы на лобке, имею в виду, для меня это обычная ежедневная процедура, но в данном случае это было больше похоже на ритуал.

Папа подвел меня к кровати. Я все время думала про себя: „А это нормально — заниматься этим с собственным отцом?“ Но потом подумала: „Разумеется, это нормально; это полностью свободные отношения; это противоречия между людьми, уровень которых нужно определить с помощью практического эксперимента“. И это меня успокоило. Это был единственный приступ чувства вины за весь сон.

Мы лежали на кровати и разговаривали, и все это время ласкали друг друга. Папа поглаживал мою грудь и бедра, проводил пальцами вдоль спины. Я ласкала его лицо, плечи и живот, но старалась не прикасаться к половым органам. Не боялась, просто знала, что время для этого придет позже.

Спросила отца: „Папа, почему ты такой грустный? О чем ты думаешь?“ Он ответил: „Дело в твоей матери. Я так долго не мог тебе этого сказать“. И я все поняла. Он пытался сказать мне, что никогда по-настоящему не любил мою мать, все это время он любил меня, и хотел бы жениться на мне, а не на ней. Я знаю, что это довольно смешно, но в логику сна вписывалось хорошо.

Именно тогда опустила руку ниже и начала ласково поглаживать его пенис и яички. Кажется, я поняла, что мы можем заняться любовью только один раз в жизни. Его пенис стал очень большим, даже не могла сомкнуть вокруг него пальцы одной руки. Потом легла на спину, подняла ноги вверх и стала поддерживать их, подложив руки под бедра. Мои бедра широко раздвинулись, и папа стал смотреть на мое влагалище. Потом лег сверху, мы оба взяли в руки его пенис и направили во влагалище, а потом он начал медленно входить в меня, пока его лобковые волосы не оказались рядом с моей бритой кожей.

У нас не было обычного сношения с движениями туда-сюда. Вместо этого казалось, что его пенис живет своей жизнью внутри меня. Он становился все длиннее и длиннее и распускался внутри меня, как цветок, и мои ощущения все усиливались по мере того, как он делал это. Когда раскрылся внутри моей матки, я испытала оргазм, и помню, как вонзила ногти в папины плечи, в то же время думая, что если мама увидит эти царапины, она обвинит папу в измене.

Потом все кончилось. Мы были в Вене. Помните эту сцену из „Третьего человека“, когда Гарри Лайм в самом начале исчезает в канализации на большой площади? Это то самое место. Мы очень официально пожали друг другу руки. Потом папа поцеловал меня в щеку. Я знала, что он собирается вниз, в канализацию. Я сказала: „Будь осторожен“, — и на этом сон закончился».