1001 Смерть

Ряд взрывов, происшедших в Париже в 1892 г., накалил обстановку в столице Франции до предела. В этот момент редактор газеты «Ле Голуа» Жарзюэль получил приглашение встретиться с неуловимым Равашолем — разумеется, тет-а-тет. В погоне за сенсацией Жарзюэль не сообщил полиции о встрече и не дал в газете описания внешности Кенигштейна (преступник взял с него слово об этом). Он только привел монолог псевдоанархиста: «Нас не любят. Но следует иметь в виду, что мы, в сущности, ничего, кроме счастья, человечеству не желаем. Путь революции кровав. Я вам точно скажу, чего я хочу. Прежде всего — терроризировать судей. Когда больше не будет тех, кто нас сможет судить, тогда мы начнем нападать на финансистов и политиков. У нас достаточно динамита, чтобы взорвать каждый дом, в котором проживает судья…» По счастью, после этого интервью Равашоль недолго гулял на свободе. Через два дня, 30 марта 1892 г. во время обеда в ресторане он вел себя слишком подозрительно, и хозяин вызвал полицию. При задержании преступник оказал бешеное сопротивление, но все же был схвачен. По дороге в полицию он вопил во всю глотку: «Братья, за мной! Да здравствует анархия! Да здравствует динамит!» На суде Равашоль отрицал, что «благородный» анархист Рава-шоль и подлый убийца старика-отшельника Кенигштейн одно и то же лицо. Судьи, запуганные очередными взрывами (в том числе ресторана, где был арестован Равашоль), вели себя весьма скованно. Но затем Равашоля перевезли для суда в департамент Луара? Монбризоне. Там судьи не были так запуганы, как в Париже, председательствовал же месье Дарригон из Лиона. Благодаря системе антропометрических измерений Бертильона Равашоль был изобличен. Когда он это понял, то перестал скрывать свои уголовные преступления.

Кенигштейна-Равашоля приговорили к смертной казни. 10 июля 1892 г. его повели на казнь. По дороге он непрерывно распевал: «Хочешь счастливым быть — вешай своих господ и попов кромсай на кусочки». Перед тем, как положить голову на гильотину, он успел крикнуть: «Вы свиньи, да здравствует революция!»

Самым «хрестоматийным» убийцей для французов является Анри Дезире Ландрю (1869–1922), который был обвинен в убийстве 10 женщин и одного мальчика. Он убивал их у себя на вилле, а тела сжигал. Несмотря на то, что вину свою он не признал, Ландрю был казнен по приговору суда.

Еще один субъект того же рода — Жан-Батист Тропман (1849–1870). Механик по профессии, Тропман убил семью Кинков — мужа, жену и пятерых детей в возрасте от 5 до 16 лет. проживавших близ местечка Пантен под Парижем. Жена при этом была беременна на седьмом месяце. Тропман нанес своим жертвам в общей сложности более 100 ран. Один из свидетелей, проходивших недалеко от места убийства, различил голос ребенка, кричавшего: «Ай, мама, мама!» Цель преступления Тропмана была низменно-прозаической — деньги. По приговору суда преступник был гильотинирован 7 января 1870 года. Его казнь наблюдал И.С.Тургенев, приглашенный на нее французским писателем М.Днжаном, и подробно описал ее в очерке «Казнь Тропмана».

Среди убийств новейшего времени во Франции особое место занимает история Иссеи Сагавы, учившегося в Париже отпрыска японского бизнесмена.

В июне 1981 г. этот миниатюрный сын страны восходящего солнца (рост 1 метр 48 см, вес 40 кг) выстрелом из карабина убил свою любовницу — голландскую студентку Рене Хартевильт. Но видавшую виды Францию потрясло не само убийство (мало ли любовников сводят свои счеты кровавым способом), а то, что Сагава аккуратно разрезал тело подруги на куски и часть из них съел. Преступление настолько не укладывалось в рамки европейской морали, что французские эксперты поспешили объявить Сагаву ненормальным. Суд отказался его наказывать. Тем временем Сагава, сидя в тюрьме, написал письмо в Японию известному режиссеру Юро Кара.