11/22/63

По левую сторону находилась газетная стойка. Никакой «Нью-Йорк Таймс», зато здесь были представлены «Портленд Пресс Геральд» и один еще непроданный номер «Бостон Глоуб». Заголовок «Глоуба» трубил: «ДАЛЛЕС НАМЕКАЕТ НА ПОСТУПКИ, ЕСЛИ КРАСНЫЙ КИТАЙ НЕ ОТКАЖЕТСЯ ОТ ПРИМЕНЕНИЯ СИЛЫ НА ФОРМОЗЕ» [45]. Дата на обеих газетах была та же самая: вторник, 9 сентября 1958 г.

5

Я взял «Глоуб», которая стоила восемь центов, и отправился в сторону мраморной барной стойки с газированными водами, которой в мое время не существовало. За ней стоял Фрэнк Аничетти. Конечно, это был он, тот самый, вплоть до хорошо знакомых седых волос у него над ушами. Только эта его версия — назовем ее Фрэнк 1.0 — была не худенькой, а пухленькой, и в бифокальных очках без оправы. Он также был выше. Чувствуя чужеземцем в собственном теле, я проскользнул на один из высоких стульев.

Он кивнул на газету:

— Этого достаточно или мне надо еще нацедить тебе какой-нибудь газировки?

— Чего-нибудь холодненького, кроме «Мокси», — услышал я собственный голос.

На это Фрэнк 1.0 улыбнулся:

— Оставь, сынок. Скажем, как ты относишься к рутбиру[46]?

— Хорошо звучит.

Конечно, это уже утешало. Глотка у меня пересохла, а голова пылала. Чувствовал я себя, словно в горячке.

— Пять или десять?

— Извиняюсь?

— За пять или за десять центов пиво? — он произнес это на мэнский манер: «пийвоа».

— О, за десять, я думаю.

— Ну, а я думаю, что ты думаешь правильно. — Он открыл холодильник для мороженого и достал оттуда запотевшую кружку, размером почти с кувшин для лимонада. Наполнил его из крана, и я услышал запах рутбира, густой и сильный. Он смахнул пену с верха рукояткой деревянной ложки, а потом уже долил по края, и поставил кружку на барную стойку. — Вот, на. За пиво и газету восемнадцать центов. Плюс пенни для губернатора[47].

Я подал ему одну из долларовых банкнот Эла, и Фрэнк 1.0 отсчитал мне сдачу.

Я хлебал через пену на верхушке и наслаждался. Пиво было…цельным. Чрезвычайно вкусным. Не знаю других слов, какими можно было бы это лучше объяснить. Этот уже пятьдесят лет несуществующий мир вонял хуже, чем я мог себе вообразить, но на вкус был намного лучше.

— Чудесно, просто чудесно, — сказал я.

— А то! Рад, что тебе понравилось. Неместный, конечно?

— Да.

— Из другого штата?

— Висконсин, — пробухтел я. Не совсем вранье, моя семья жила в Милуоки[48], мне исполнилось одиннадцать, когда отец нашел себе место преподавателя языка и литературы в университете Южного Мэна. С того времени я переезжал только в пределах штата.

— Ну, ты выбрал правильное время для приезда, — сообщил Аничетти. — Большинство летних туристов уже уехали, и цены упали. Например, на то, что ты пьешь. После Дня труда[49] десятицентовый рутбир стоит всего лишь какой-то дайм[50].

Звякнул звонок над дверью, проскрипели доски пола. Это было радушный скрип. Последний раз, когда я заходил в «Кеннебекскую фруктовую компанию», надеясь купить себе пилюли «Тамс»[51] (меня тогда ждало разочарование), доски стонали.

За барную стойку сел парень, на вид лет семнадцати. Его темные волосы были коротко подстрижены, хотя и не совсем под ежик. Схожесть его с человеком, который меня обслуживал, была несомненной, и я понял, что этот парень — мой Фрэнк Аничетти. А человек, который снимал лишнюю пену с моего рутбира, это его отец. Молодой Фрэнк 2.0 бросил на меня беглый взгляд; для него я был всего лишь очередным клиентом.

— Тайтес загнал грузовик на подъемник, — сообщил он своему отцу. — Говорит, что где-то около пяти будет готов.

— Ну и хорошо, — ответил Аничетти - старший и зажег сигарету. Только теперь я заметил, что по мраморной барной стойке расставлены маленькие керамические пепельницы. На боку каждой виднелась надпись: Уинстон – хороший вкус, как и должна быть сигарета! Он вновь взглянул на меня и спросил:

— Хочешь черпак ванильного мороженого в свое пиво? За счет заведения. Мы любим угощать туристов, особенно не по сезону поздних.

— Благодарю, но мне и так вкусно, — ответил я, не кривя душой. Еще бы чуть слаще, и я боялся, что у меня взорвется голова. А пиво было крепким — словно газированное кофе — эспрессо.

Мальчик подарил мне улыбку, такую же сладкую, как напиток в запотевшей кружке — в ней и близко не было той ехидной заносчивости, излучение которой я почувствовал от того «Элвиса» во дворе.

— Мы читали рассказ в школе, — поделился он, — там о том, как местные пожирают туристов, которые приезжают после окончания сезона.

— Фрэнки, это, к черту, никуда не годится, говорить такое гостю, — заметил мистер Аничетти. Но в то же время улыбка не покинула его лица.

— Да все хорошо, — успокоил я. — Я сам задаю ученикам этот рассказ. Ширли Джексон, правильно? «Летние люди»[52].

— Конечно же, он, — согласился Фрэнк. — Я его не совсем понял, хотя он мне и понравился.