11 сентября

В полном тумане они вышли из дома, взяли такси и доехали до центра. У здания Красного Креста все было оцеплено полицией, карабинеры заглядывали каждому в лицо, сверяли документы. Девочка спала, они стояли в очереди бельгийский интеллектуал с пошатнувшимися левыми взглядами и полусоветская гражданка с двухлетним ребенком на руках. Там было много иностранных женщин, которые вышли замуж за чилийцев. Они прощались с мужьями, не зная, когда увидят их, плакали, очередь двигалась медленно, и все это было ужасно тяжело. Иногда русская преподавательница отходила с дочерью в сторонку, присаживалась на корточки и играла, а Питер стоял у стены. Им уже оставалось совсем немного, когда к нему подошла изящная женщина с восточным лицом.

— Тебя считают предателем, — сказала она негромко, но Питеру показалось, что это услышали все и посмотрели в его сторону. — Анхель передал из тюрьмы, что ты выдал его и Соню.

— Это ложь, Идрис.

— Партия вынесла приговор.

— И тебя послали его исполнить?

— Нет. Всего лишь тебе об этом сказать.

— Поздно, Идрис. Я уезжаю.

— Через неделю Соню отправляют в лагерь на север.

— Она жива?

— Она пыталась покончить с собой. Завтра мы собираемся ее отбить. Если хочешь, можешь нам помочь. Я убедила Мигеля и Баутисту, чтобы тебе дали шанс.

— Мне не нужен никакой шанс. Я улетаю.

— Как хочешь, Питер. Решай сам, но я буду ждать тебя вечером на Аламеде.

Она замолчала и стала безразлично смотреть в сторону. Подошла Елена Викторовна.

— Что-то случилось?

— Ничего, Лена, ничего. Просто встретил знакомую.

— Кто она?

Он не собирался отвечать, но под ее взглядом нехотя объяснил:

— Дочь одного японца. Несколько лет назад ее похитили у отца. Он заплатил громадный выкуп, а она не захотела к нему возвращаться.

— Влюбилась в революцию?

— Скорее в Анхеля. Он поручает ей самые невыполнимые вещи.

Через пять часов их посадили в автобус и повезли в аэропорт. Шел дождь, цепи гор были скрыты облаками. Город оставался позади. Питер ехал и думал о том, что никогда больше не увидит его, а вместо одного сокровища увезет другое. Даже сразу два. Он смотрел на чужую девочку, которая училась говорить, и думал, как обрадуется ей папа Юхан, и никто не узнает, что эта девочка рождена от другого человека. Он скажет, что она- его дочь, она и в самом деле немного на него похожа. Девочка похудела и плохо выглядит, но это пройдет. У папы Юхана, деда Юхана есть маленький пони, он научит ее ездить верхом. Перелет будет очень долгим. Буэнос-Айрес, Рио, Лас-Пальмас, Мадрид, Париж, и чем ближе они будут к Европе, тем легче станет дышать, кончится этот кошмар. Земля, державшая его в плену, смиловалась и отпускала его. Они приземлятся в Брюсселе и сразу же поедут в Гент, поселятся в большом доме, а потом у этой девочки появятся братья и сестры, но никому из своих детей он не станет рассказывать о том, что пережил в молодости, и дух революции угаснет сам собой.

— Сейчас мы полетим высоко-высоко, как птицы. Мы подымемся над этими облаками, — говорила Елена Викторовна, склонившись к девочке. — И увидим всю землю, высокие горы и океан, по которому плывут корабли. Тебе, может быть, будет немножко больно ушкам, но ты сглотни слюнку- и все пройдет.

Автобус остановился у здания аэропорта. Они встали в очередь к пограничному контролю. Все было оцеплено автоматчиками. Западных европейцев среди пассажиров почти не было: кубинцы, русские, чехи, восточные немцы. Все были встревожены и находились в той крайней степени напряжения, когда казалось: сейчас что-то произойдет, их не выпустят, положат на пол, начнут обыскивать и унижать. Тишину нарушал детский плач, молчаливые парни с автоматами стояли вокруг, и матери спешили успокаивать младенцев, боясь, что раздраженные автоматчики примутся палить по толпе.

Елена Викторовна протянула паспорт. Пограничник с неприязнью пролистал его, взглянул на девочку с обезьянкой в руках и вопросительно посмотрел на Питера.

— Ваши документы, сеньор.

— Я провожаю жену.

Елена Викторовна бросила на него беспомощный взгляд, в котором смешались отчаяние, недоверие, удивление, страх.

— Я должен ненадолго остаться, Елена, — сказал он тихо по-французски.

— Ты передумал, милый?

— Я скоро прилечу. Оставайся в Париже и жди меня. А если я задержусь, езжай в Гент к отцу.

Девочка заплакала и вцепилась в Питера. Он гладил ее по голове, все было суетно и торопливо, сзади кто-то напирал, впереди был зал, забитый более спокойными людьми, словно черта, которую они пересекли в аэропорту «Пудауэль», была не просто нарисована красной краской, а отделяла территорию, где людям угрожали пытками, тюрьмой и концлагерем, от той, где безопасно. Женщины, дети, все расслабились, улыбались и, подбадривая, смотрели на тех, кто еще стоял по эту линию.

— Проходите быстрее, сеньора. Не задерживайте.

— Я приеду через неделю. Слышишь? И обязательно тебя найду.