11 сентября

Коротко скомандовав «за мной!», маленький человек с зычным голосом повел людей за собой. Он сам не понимал, что с ним происходит и зачем это делает, но желание отомстить за поруганную судьбу и сломанную научную карьеру взыграло в душе заготовителя. Он знал, что у него ничего не получится, история все равно повторится, на них обрушится мощь армии, поднимутся в воздух самолеты, ударят танки, повалит из окон дым и с поднятыми руками выйдут люди, а тех, кто стоит вокруг, разгонят, уничтожат, усеют землю трупами и никогда не признают, что это сделали. Он знал и видел, что произойдет на площади, но не уходил, потому что не мог позволить себе уцелеть второй раз и с отвращением смотрел в ту сторону, которую защищал. Странная штука, не смог спасти Альенде, который имел гораздо больше права уцелеть, и отстаивал обкомовскую помесь холуйства и хамства. И все-таки он это делал, как если бы его личной воли тут не было, ибо действовала иная, более высокая сила, которая подослала двух девиц и контролеров в троллейбусе первого маршрута, ловко разыгравших свой простенький этюд. Может быть потому, что где-то среди людей, стоявших под дождем на безобразной площади на задворках американского посольства, была близкая ему ученая женщина, раздававшая Евангелие и защитникам и нападавшим, а может быть потому, что ездила без билета по городу их общая дочь, и ему хотелось за нее вступиться и сделать проезд на транспорте для студентов бесплатным.

К концу самой нервной и напряженной второй ночи, когда он был на пределе сил — измученный человек, у которого даже не было московской прописки и он никогда не служил в армии, но двое дождливых суток командовал тысячами людей, ему захотелось исчезнуть. Все было сделано, и от него больше ничего не зависело.

Он незаметно ушел с площади, когда рассвело и стало ясно, что штурма не будет, и через центр двинулся в сторону вокзала. Рыжая корреспондентка сделала несколько кадров его ухода, а другой рыжий человек подошел к нему в Скатертном переулке.

— Вас хочет видеть… — он понизил голос и назвал фамилию.

— Передайте ему, пусть катится вон.

Он шел по улице и чувствовал, что ему могут пустить пулю в спину и сделать национальным героем, а могут кинуть в Москву-реку, но человек, который держал на мушке его спину, так и не получил команду стрелять.

— Иван Андреевич! — рядом с ним медленно ехал в машине бывший стажер и говорил через открытое окно. — Нам нужна ваша помощь. Вам известен этот человек?

Он протянул фотографию. На ней был снят Анхель Ленин Сепульведа. Это было так нелепо и странно, как привидение прошлой жизни. Нарушение всех прежних договоренностей, скрепленных свидетельством о добровольной смерти.

— Мне — нет, — сказал он и пошел дальше.

— Да стойте же! Мы хотели сделать это в другой обстановке.

Рыжий протянул ему паспорт. Он недоуменно взял его в руки и раскрыл. Что-то больно ударилось в грудь. На него смотрел он сам — только молодой и доверчивый, каким был много лет назад.

— Иван Андреевич, я преклоняюсь перед вами, — торопливо говорил рыжий. — Я читал ваши донесения и статьи и учился по ним. После смерти Сикориса у нас нет такого специалиста, как вы, и я считаю преступлением не использовать вас. Вы первый указали на Сепульведу как на одного из самых талантливых террористов.

— Ну и что?

— Он взял у нас крупную сумму денег и вышел из-под контроля.

— Меня это больше не интересует. И его тоже, — Тимофей протянул паспорт Бенедиктова обратно. — Меня вполне устраивает моя нынешняя жизнь.

— Что-то не заметно, — хмыкнул стажер и достал еще одну фотографию.

Он мельком глянул на нее и побледнел. На фотографии был изображен Анхель Ленин. А рядом с ним была его дочь, и какое-то чувство подсказало ему, что это не монтаж.

— Вы нарочно! — вырвалось у него так непрофессионально, что стажер с сожалением покачал головой.

— Если вы откажетесь помочь, мы будем вынуждены использовать ее. Там была очень большая сумма.

Глава шестая Последний из араукан

Привычная нищета, насилие, жестокость, наркотики — эта обыденная картина Испанской Америки была для Анхеля почти родной. После поражения в Чили и неудачного покушения на Пиночета он не стал связывать себя с большими городами и богатыми странами. Сепульведа облюбовал восточную часть Перу недалеко от границы с Боливией. С помощью русских денег он убрал нескольких местных князьков, купил латифундию и сделался революционным бароном в труднодоступной лесистой области в предгорьях Анд, которая с испанской изысканностью именовалась бровями гор. Но эта красивость была единственной в его окружении.