1115 вопросов священнику

Как историк он оставил заметный след в медиевистике. Проф. И. М. Гревс считал его самым выдающимся своим учеником. Уже в первых опытах заметна особенность его как исследователя: академическая основательность соединяется с литературным мастерством. Это проявилось в двух его ранних работах, посвященных галльскому поэту и епископу Сидонию Аполлинарию: Сидоний Аполлинарий, как представитель культуры V века (ЖМНП, 1908, № 1–2) и Магнаты конца римской империи (сб. «К двадцатилетию учено-педагогической деятельности И. М. Гревса», СПб., 1911). Серия статей, посвященных исследованию францисканского Зерцала совершенства (Speculum perfecionis и его источники, — ЖМНП, 1908, № 7; 1909, № 5; 1910, № 1), показывает его способность к тонкому анализу текста. Его капитальный труд Очерки религиозной жизни Италии в XII и XIII вв. был оценен рецензентами (среди них и И. М. Гревсом) как незаурядное явление. Хотя эта монография по внешней форме строго академична, в книге можно встретить психологически яркие, мастерски созданные, портреты выдающихся представителей итальянской средневековой духовности: Франциска Ассизского и его учеников: Бернардо, Массео, Анджело и др. Чтение этого труда не оставляет сомнений, что это изучение истории духовной жизни с особым вниманием к религиозным чувствам и мистическому опыту людей позднего средневековья давало Л. Карсавину возможность осмыслить и систематизировать собственное мировоззрение. Позже в письме от 29 марта 1927 г. к прелату А. Якштасу-Дамбраускасу Л. Карсавин писал: «И раз уже Вы отнеслись столь внимательно к моим работам, я уверен, что Вы не откажете мне в беседе с Вами и в строгой критике моих взглядов. Ведь я сам пришел к осознанию православия благодаря моим работам над историей средневекового католичества и средневекового католического богословия» (цит. по: Повилас Ласинскас. Русские историки-эмигранты в Литве: Л. П. Карсавин). Важным этапом в процессе становления собственного учения была его работа Католичество. Общий очерк (Пг., 1918). В этой книге заметны контуры будущего учения о всеединстве (сама идея воспринята у В. С. Соловьева): в исторически данных формах христианства Л. Карсавин видит проявления абсолютной истины вселенского христианства. Принятие такой позиции логически неизбежно приводит к оправданию существующих разделений в христианстве. Стушевываются принципиальные отличия православия и инославия. Свои историософские взгляды Л. Карсавин реализовал в книге Культура средних веков. Общий очерк (Пг., 1918). Автор пытается выявить главные черты духа истории и найти в различных формах европейской средневековой культуры выражение единой психической стихии.

В начале 20-х годов окончательно вырабатывается философия всеединства Л. Карсавина, которая вобрала в себя идеи В. С. Соловьева, славянофилов (мать Карсавина Анна Иосифовна была племянницей А. С. Хомякова), а также Николая Кузанского и Джордано Бруно. Ее главная мысль: все органически цельные образования (человек, народ, человечество) суть различные виды всеединства, восходящие к высшему всеединству — Богу, вне Которого они существовать не могут. Эта идея Л. Карсавина становится универсальным ключом к самым разным проблемам. В результате появляется опасность схематизации исторических и культурных явлений. Он применяет идею всеединства не только к истории (Введение в историю, Пг.,1920), но и к духовно-нравственной сфере и пониманию личности. Характерны в этом отношении две работы: Saligia, или Весьма краткое и душеполезное размышление о Боге, мире, человеке, зле и семи смертных грехах (Пг.,1919). Слово Saligia образовано из первых букв латинского названия семи смертных грехов. Насколько искусственно на основе идеи всеединства Л. Карсавин подходил изучению реального бытия человеческой души, можно судить по его работе О свободе (Мысль, 1922, № 1). В ней проводится идея, что душа человека, будучи всеединством, является всевременной и содержит в себе потенции будущего. Этим он объясняет предсказания Нострадамуса.