Вот именно мысль о Фреде меня и остановила. Я на его примере понял, что стать преступником можно чисто по глупости, а заплатить за это придется все равно по полной. Стараясь отодвинуть принятие решения, я нашел еще два таких же ящика. Сковырнув ломом крышку первого из них и рассчитывая увидеть все те же бутылки, я чуть не завыл от злости. В остальных ящиках оказались чертовы листовки!
Мало того, что хозяин этого барахла гонит самогон, так он еще и играет в революционера! За это можно оказаться в изоляции лет на двадцать!
Я уже понял, что просто не смогу набрать номер Департамента правопорядка. Перед глазами стоял Фред. Хотя какое там, это уже даже не компетенция Департамента правопорядка, это работа отдела безопасности. А этим-то как вообще позвонить? Или все равно надо оповещать Департамент, а те сами передадут куда следует? Или, может, в телефонном справочнике есть номер отдела безопасности? Интересно, на какую букву? На О или на Б?
Я позволил своим мыслям скакать по всяким глупым вопросам, чтобы не думать о главном. Моя обязанность как гражданина — заявить о преступлении. Можно сколько угодно убеждать себя, что дальше заработает система и я не буду нести ответственности за печальную судьбу революционера-самогонщика, но поверить в это я не мог.
И я просто сбежал. Убрал ящики подальше с глаз и смылся из седьмого ангара. К сожалению, так же легко убрать ящики из своей головы у меня не получилось. Я думал о проклятых бутылках и листовках все выходные, и решил, что, пожалуй, стоит сказать Константину. Это его склад, вот пусть и разбирается.
В понедельник утром я прямиком из раздевалки отправился в седьмой ангар и обнаружил, что все три ящика пропали. В первый момент мне даже захотелось убедить себя, что их никогда и не было, но это уже верх трусости.
Кстати, ситуация для хозяина ящиков стала только хуже. Горе-преступник сам сузил круг подозреваемых с практически любого сотрудника склада до тех, кто был в смене в эти выходные.
Сколько у нас там средний коэффициент интеллекта по складу? Вот-вот.
С тяжелым сердцем я побрел к Константину, но он отреагировал куда беспечнее, чем я рассчитывал. Правда, я умолчал о листовках.
— Ящик самогона? — переспросил он, взглянув на меня своим насмешливым взглядом.
Я кивнул.
— Вот олухи! Ладно, забей. Больше они на территории склада эту дрянь хранить не будут, побоятся. Видишь, как хорошо, что ты взялся за седьмой ангар! Продолжай в том же духе.
Вот и все. Константин за минуту обдумал ситуацию и принял решение. А я мучился с этим два дня. Ну почему мне не достались такие мозги, как у него?
Я поплелся работать. И все-таки эти чертовы ящики не давали мне покоя. Я завернул в небольшую каморку у приемного терминала, которая теперь служила моим личным кабинетом, и выудил из нашей новой суперэффективной системы фамилии тех, кто был на складе в выходные.
Пик Чейн попался мне на глаза в первой десятке.
Я почему-то ни секунды не сомневался, что это тот самый Пик — дружок Нелл из теплиц, член нашего клуба «114».
Вот только что он тут делает? Надоело конструировать суперполивалку? Или он тут с особой миссией — задурить головы нашим складским работягам?
А ведь точно. Наверняка именно за этим Пик сюда и перевелся. Я так сжал челюсти, что даже услышал, как скрипят мои собственные зубы. Еще пара щелчков по клавиатуре — и я узнал, что и сегодня Пик на месте. Это же надо, этот урод, оказывается, работает на 14-м складе, где я провел свой тихий и, как я теперь понимаю, счастливый год. Перевелся Пик к нам в отсек овощебазы фасовщиком примерно в то время, когда я отправился стажироваться, поэтому мы и не пересеклись.
Когда я несся в сторону родного склада, у меня из ушей пар валил. Нравятся им с Нелл и Франческой их бредовые идеи — вот пусть их у себя в теплицах и взращивают. Нечего тащить эту гадость на мой склад!
Двадцатиминутная пробежка только распалила меня. Пик попался мне на фоне зеленых кочанов капусты, которые их бригада, человек двадцать, все молодые мужчины, перефасовывала из сеток в целлофан. Он ничуть не изменился — такая же тощая жердь, как и в предыдущую нашу встречу, даже комбез на нем, по-моему, остался тем же, так что я без труда узнал юного революционера.
Я подошел к нему вплотную, мне не хотелось, чтобы нас слышали.
— Привет, Пик. Надо поговорить!
Парень близоруко сощурился.
— А, привет, Эрик! Чем обязан твоему визиту? Ты, говорят, теперь большая шишка? — он специально говорил гораздо громче, чем нужно, и остальные фасовщики, и так привлеченные моим появлением, стали на нас оборачиваться.
Раздражение внутри меня росло.
— Вопрос есть. О седьмом ангаре. Пошли отойдем.
Пик испугался. Я отчетливо это понял. Такой нервный блеск в глазах и мелкие морщинки в уголках век. Но, к моему удивлению, с места он не сдвинулся. Мы так и продолжали стоять, как два тополя в окружении кочанов капусты.
— А у меня от своих секретов нет, — почти выкрикнул Пик.
Я огляделся. Никто уже не работал. Некоторые подошли поближе, чтобы лучше слышать, хотя, боюсь, нас и так было слышно на весь ангар.