1177 год до н. э. Год, когда пала цивилизация

Сценарий, изложенный Карагеоргисом, подвергся существенным правкам, дабы представить более комплексную картину происходившего на Кипре в течение этого периода в конце позднего бронзового века. Даже сам Карагеоргис быстро согласился с тем, что на каждом из участков, о которых идет речь, налицо следы всего одного разрушения, а не двух; также он признал, что датировка варьируется в промежутке с 1190-го до 1174 года до нашей эры, а не с 1225 года до нашей эры далее[405]. Недавно опубликованная история этого периода, написанная британским исследователем Луизой Стил, утверждает, что «традиционное представление о… данном периоде рисует микенскую колонизацию Кипра (и южного Леванта) после гибели микенских дворцов. Однако… простого наложения микенской культуры на культуру острова не было и в помине. Вместо того… археология демонстрирует синкретизм влияний, отражающий космополитический характер [поздней кипрской] культурной самобытности. Культура Микен (или Эгейского бассейна) не просто распространилась из бассейна Эгейского моря на Кипр, но слилась с автохтонной кипрской культурой»[406].

Стил также оспаривает умозаключения Карагеоргиса и традиционные взгляды на эгейскую колонизацию Кипра. Например, она отказывается признавать поселения наподобие Маа-Палеокастрона или Пилы-Кикконокреноса иноземными (читай эгейскими) «оборонительными форпостами» и полагает, что археологические данные, как кажется, лучше соответствуют представлению о них как о «туземных» кипрских цитаделях, которые строились, например, «для обеспечения перемещения товаров, прежде всего металлов, между прибрежными городами… и кипрской глубинкой»[407]. Стил заявляет далее, что «традиционная интерпретация Маа-Палеокастрона как раннего Эгейского форпоста нуждается в тщательном изучении», и предполагает, что Маа-Палеокастрон и Пила-Коккинокренос оба могли служить местными, кипрскими твердынями, аналогично оборонительным поселением, возведенным приблизительно в тот же период на острове Крит[408].

Другие ученые, в том числе Бернард Нэпп из университета Эдинбурга, ныне отстаивают мнение, что так называемая микенская колонизация, общее место в научной литературе предыдущего периода, не была ни микенской, ни колонизацией. Корректнее говорить о «гибридизации», в ходе которой кипрская, эгейская и левантийская материальные культуры адаптировались друг под друга, благодаря чему сформировалась новая элита с новой социально-культурной идентичностью[409]. Иными словами, мы снова видим перед собой глобализированную культуру, отражающую многообразие влияний в конце бронзового века, незадолго до распада цивилизации.

С другой стороны, в нашем распоряжении есть комментарии Пола Эстрома относительно раскопок в Ала-Султан-Текке, на побережье Кипра, недалеко от современной Ларнаки; он писал о «городе, частично уничтоженном пожаром и покинутом в спешке». Здесь, около 1200 года до нашей эры, «предметы домашнего обихода были брошены во дворах, а ценные вещи зарыты в земле. Бронзовые наконечники стрел — один застрял в стене здания — и многочисленные свинцовые снаряды для пращи разбросаны по всей территории и служат наглядным доказательством боевых действий»[410]. Это один из немногих очевидных примеров нападения, хотя враги киприотов опять не потрудились оставить своей визитной карточки, чтобы мы могли их уверенно опознать. По свежеполученным свидетельствам из лагуны в Ала-Султан-Текке можно также заключить, что эта область переживала последствия сильной засухи (о чем мы подробнее поговорим ниже)[411].

В итоге мы столкнулись с ситуацией, когда наши нынешние знания подвергаются постоянной переоценке, привычные исторические парадигмы отвергаются или по крайней мере ставятся под сомнение. Хотя очевидно, что разрушения на Кипре произошли либо непосредственно перед 1200 годом до нашей эры, либо сразу после, отнюдь не ясно, кто несет ответственность за этот урон; возможных виновников множество — и хетты, и переселенцы из Эгейского бассейна, и «народы моря», и даже природа с землетрясениями. Можно также предположить, что археологические находки лишь открывают нам материальную культуру тех, кто воспользовался этими разрушениями к своей выгоде и заселил полностью или частично опустевшие города и поселения, а вовсе не материальную культуру тех, кто на самом деле несет ответственность за эти разрушения.