Однако, как и в случае с падением Западной Римской империи, гибель империй позднего бронзового века в Восточном Средиземноморье не стала следствием конкретного вторжения или иного события; ее спровоцировали многочисленные вторжения и разнообразные прочие причины. Многие из тех захватчиков, которые причастны к вторжению 1177 года до нашей эры, принимали участие в набегах времен правления фараона Мернептаха тридцатью годами ранее. Землетрясения, засухи и иные стихийные бедствия опустошали Эгейский бассейн и Восточное Средиземноморье на протяжении многих десятилетий. Посему попросту невозможно представить себе некий единичный инцидент, который вызвал крах цивилизации бронзового века; скорее, этот крах явился следствием комплексного ряда событий, эхо которых прогремело по взаимозависимым царствам и империям Эгейского бассейна и Восточного Средиземноморья и в конечном счете привело к системному коллапсу.
Сокращение численности населения и разрушение дворцов и прочих зданий усугублялось, как кажется, разрывом отношений — или по крайней мере значительным ослаблением контактов между государствами региона. Даже если не все поселения погибли и были заброшены одновременно, к середине двенадцатого столетия до нашей эры они утратили прежнюю взаимосвязь и «глобализированность», столь характерную прежде всего для четырнадцатого и тринадцатого столетий до нашей эры. Марк Ван де Миероп из Колумбийского университета пишет, что элиты лишились международного и дипломатического контекста, когда перестали поступать иноземные товары и идеи[548]
. Теперь пришлось начинать все заново.Когда новый мир возник на обломках бронзового века, действительно настал новый век, суливший в том числе новые возможности для развития, особенно вследствие исчезновения хеттов и упадка египтян, которые, твердо правя собственными землями, контролировали вдобавок значительный кусок территории Сирии и Ханаана на протяжении большей части позднего бронзового века[549]
. Хотя в этих областях, безусловно, имелась некая преемственность, в первую очередь у ассирийцев в Месопотамии, в целом пришла пора новых держав и новых культур — включая сюда и «наследников» хеттов в юго-восточной Анатолии, на севере Сирии и далее на восток; на прежних землях Ханаана селились финикийцы, филистимляне и израильтяне, а эллины последовательно строили геометрическую[550], архаическую и затем классическую Грецию. Из пепла старого мира возродились алфавит и другие изобретения, не говоря уже о резком увеличении использования железа, из-за чего новая эпоха и была названа железным веком. Перед нами цикл, который мир наблюдает снова и снова, цикл, который многие считают неумолимым процессом: за взлетом и падением империй следует появление новых империй, которые в итоге сами гибнут и уступают место еще более новым империям, в повторяющейся каденции рождения, роста и развития, упадка и разрушения — и возрождения в новой форме.Одним из наиболее интересных и плодотворных полей современного изучения Древнего мира является исследование последствий цивилизационного коллапса, «мир за пределами коллапса», но это тема для другой книги[551]
. Примером такого исследования может служить работа Уильяма Девера, почетного профессора университета штата Аризона и сотрудника кафедры ближневосточной археологии в колледже Лайкаминг; он пишет об интересующем нас периоде в регионе Ханаана: «Пожалуй, самый важный вывод, который можно сделать о «темных веках»… состоит в том, что ничего подобного попросту не было. Постепенно освещаемый благодаря археологическим находкам и исследованиям, [этот период] видится, скорее, катализатором новой эпохи — эпохи, которая складывалась на обломках ханаанской цивилизации и которая оставила современному западному миру богатейшее культурное наследие, каковым мы до сих пор пользуемся, особенно через финикийцев и израильтян»[552].