Девушка стянула с себя куртку и накинула на спинку стула. Осталась в смешной пижаме, которая сейчас, кажется, стала ещё больше, размера на два.
— Не спится?
— Выспалась.
Ник строит двусмысленную физиономию и облокачивается на стол, что между ними.
— Поболтаем? — спрашивает он, а седые лохматые брови встревожено подрагивают. — Просто скажи, что ничего страшного не произошло, умоляю…
— Нет, не волнуйся. Ничего не случилось.
— Но, я же знаю тебя. Ты сама на себя не похожа… так похудела. Приехала внезапно, не предупредив. И так странно вела себя в последнее время, совсем почти не общалась, не звонила… Уверен, это пАрево не из-за уроков. Дело в этом парне?
— Ник, — Нура не хочет говорить об Итане, но, похоже, придётся. — Хорошо, — решается. — Итан, он…
— И т а н. — судорожно повторяет мужчина. — Маккбрайд.
В том, как он произносит это… Его имя, слышится такая суровость. В карих глазах дяди злость.
— Синичка…
— Нет, стой! — опережает его она поскорее. — Послушай, просто услышь меня! Просто посмотри на меня… Я ведь не ребёнок. Итан… Мы были влюблены.
— Да… Видел.
— Ты видел фотографии. Между нами всё было серьёзно. Очень.
Он стискивает челюсть. — Ну да…
— Да. А потом мы расстались. Расстались! И я не хочу это мусолить, нЕчего! Это… больно и… Это просто случилось, и не важно, кто виноват. Он не обижал меня, успокойся, пожалуйста. Не обижал. И я… я не вернусь туда больше. Не вернусь в Чикаго… Не хочу!
Вроде достаточно ясно и доходчиво донесла, но он почему-то усмехнулся:
— Врушка.
— Что?..
— То! «Не хочу…» — передразнил. — Правда, что ли?
— Да!
— Врушка!!!
«Ненавижу… ненавижу, когда ты так делаешь».
И слёзы горячими ручьями потекли из глаз.
«Ненавижу, когда, правда, знаешь… Когда знаешь и видишь меня насквозь».
— Не могу-у. — выдавила, наконец-то, свою чёртову явь и развернулась, чтобы уйти.
— О-ой, — простонал Ник, не ожидая этой её, такой реакции… Думал, подразнить, вывести на разговор, а она расплакалась.
Шагнул быстро вперёд, обогнув стол, и, догнав у лестница, схватил в охапку и крепко прижал к груди.
— Прости, прости… Господи Боже, прости. Конечно же, ты давно не ребёнок, конечно. Ты так выросла, Синичка моя. Я просто не верю в это, до сих пор. И никогда, наверное, не поверю. Помнишь, что я сказал, когда этот паршивец, Донни, в первый раз появился на нашем пороге?
Нура прыснула сквозь слёзы в его домашнюю кофту.
— «Фу, что за дрищ?!»
— «Надеюсь, ты за него не выйдешь?»
Они засмеялись.
— Ну, так вот. Когда я увидел те ваши с ним фотографии… с этим М а к к б р а й д о м. Первой мыслью было «Чёрт, он — тот, кто её у меня заберёт». «Это ОН! Чёрт возьми! Время… время пришло».
Дочь громко, в последний раз, всхлипнула, где-то возле его подмышки и подняла голову:
— Честно?
— Да. — угрюмо ответил Ник. — И сказать, кое-что ещё? Я так разочарован. Ведь он мне… Блин, он мне понравился… хренов лупоглазый, улыбака! И даже ведь, нифинды не красавчик… что ты в нём нашла, не понимаю?! И тётя твоя ещё тоже, масло подливает.
Он забавно пофыркал немного.
— Но, с ним… с этим парнем, ты выглядела так иначе, по-другому счастливой. В это я верю — в то, что было всё действительно сильно и взаправду. Что он достойный.
— Когда он был рядом… я ощущала его любовь, и я была на седьмом небе. А теперь его нет, и я чувствую, что я никто.
— Печально, что всё закончилось. Посмотри-ка на меня, — коснулся дядя её подбородка. — Так бывает. Вот увидишь, когда ты встретишь ещё кого-то, потом будешь вспоминать э т о т период своей жизни… вспоминать Его… и тебе будет странно, потому что будет казаться, что все эти переживания были напрасными, преувеличенными. Надуманными.
— Разве такое возможно выдумать?
— Просто потерпи…
— Не-ет. Оно есть и всё… и я не хочу, чтобы это проходило. И не хочу встречать кого-то другого… Не возможно чувствовать такое к двум разным людям, не верю. И я не хочу забывать. Это слишком… нужное. Пусть и так плохо сейчас. Я всегда буду любить его.
— Моя милая, — обнимает он её ещё сильнее. — Ну, что ж. Вот она — чёрно-белая Любовь. Невообразимо-головокружительная и уничтожающая. Но это не просто название какого-то там чувства. Любовь — это твоё солнце каждый день, воздух, все твои утра и всё время. Оно внутри тебя, всегда, и никогда не исчезнет… лишь немного изменится, превратится в другое. Оно изменит вас до неузнаваемости… уже изменило. И вы не будете прежними. И раз это случилось, хочется верить, что так было нужно. И я не осуждаю твоё решение не ехать обратно, не можешь — не надо! Мне же лучше — моя Синичка рядом! Но… но я достану, на всякий случай, моё ружьё из футляра, потому что… у меня странное предчувствие.
***
Дуф-дуф-дуф! — оглушительно долбит деревянный молоток, призывая к тишине.