- Я здесь. Он всё равно без сознания. Если что-то изменится, я обязательно сообщу. – настаивает сын. – Ты ведь и дочери тоже нужна, не забывай.
Оливия жмуриться. Он прав. А она и правда очень, очень устала. Как и Итан.
- Хорошо. – сдаётся, наконец, она и поднимается на ноги. – Я вернусь утром, как только проснусь.
Он кивает и провожает её, а потом подходит к больничной кровати, где весь обмотанный проводами, с трубкой во рту, лежит Ричард.
«Страшно…»
Как же страшно и будто бы происходит не с ним, не с Итаном, не в его реальности. Какой-то кошмарный сон… а, может быть, как раз всё наоборот – он проснулся и это его самая реальная жуткая явь.
Парень садится на стул, где только что сидела Оливия и, глядя на Ричарда, под монотонное пищание приборов, погружается в мысли.
«Почему тогда, в юности, он не разглядел в нём потерянного, несчастного, но любящего отца?»
Монитор над головой продолжает выстреливать пульсирующие зигзаги и шипит, то и дело, поднимаясь, в колбе помпа аппарата искусственного дыхания. Итан смотрит на неё… вверх-вниз, вверх-вниз… а перед глазами та красивая рамка, что стоит в их с Оливией спальне, где на фото они всей семьёй. Как сейчас слепит яркий свет вспышки и писк камер. Его заставили тогда сделать это, нарядили, велели встать рядом и сняться… для какой-то очередной важной статьи, в какой-то очередной важный журнал. Как же это сердило... Но они выглядят счастливыми на том фото, потому что, правда, были в тот день такими.
Ричард нервничал, не отходил от толпившихся в доме посторонних людей. Оливия же, заботливо поправляла его галстук и приглаживала волосы хмурого Итана, а потом сестричка, разыгравшись, всё никак не могла угомониться… и они щекотались, валяясь по дивану, пока не помяли её нарядное платье.
Итан вспоминает это и… и ему становится, вдруг, так горько.
Он вспоминает сквозь весь этот мрак улыбку отца… морщины у глаз. Он ведь часто улыбался на самом деле. И заразительно громко смеялся, когда словно спятив, впадал в детство, и носился по дому за Люси.
Как ёрничал и шутил, острил, выводил из себя! Как танцевал с Оливией в «Шато», и с какой нежностью смотрел на Нуру.
И как рассказывал о Селин и Джеке, как врал что зол, а сам скорбил и сожалел.
- Ты ругал брата, а сам… Сам делаешь то же самое. - говорит Итан еле слышно. - Какой же ты всё-таки эгоист.
К горлу подступает ком ядовитой досады.
- Почему ты не подумал о нас? Почему не позаботился о себе раньше? Ненавижу… Я ненавижу тебя за это. Я только узнал тебя, и теперь ты… ты всё снова портишь…
- Слышишь?! – ударяет он кулаком о матрас. – Никуда ты не уйдёшь! Не смей! Люси ещё не увидела, каков ты на самом деле… Неисправимый лжец. Не лишай её этого удовольствия. И ты… ты ещё не мучил своими тупыми расспросами её парня. Он ведь у неё когда-нибудь будет. Ты разве… Разве не хочешь отвести её к алтарю?
Воздух тяжелеет вокруг, сжимается. На рукав парня капает слеза.
- А благословить нас? Меня… Не оставляй меня. Ты же обещал! - без сил толкает он неподвижную руку, - Слово надо держать. - и голос срывается в судорожном рыдании. Он падает на руки и больше не может держать в себе эту разрывающую душу боль. - Ты обещал рассказать всё Нуре…
Кто-то должен быть сильнее. Он должен.
Должен позаботится о других - об Оливии и сестре… но не сейчас. Сейчас он здесь один и он слаб.
И вот он плачет тихо, сгребая жёсткое больничное покрывало… плачет обо всём, что с ним произошло… о Нуре, о всплывших тайнах, об отце… плачет от обиды. Но вдруг что-то происходит… что-то неожиданно меняется в этой угнетающей тоскливой немой тишине. Итан испуганно поднимает голову и смотрит на буквально спятивший на глазах кардиограф.
***
- Только не спи.
- Доброе утро, Солнышко… – раздаётся, просто необходимое, и такое нужное сейчас, сонное в ответ. - Не сплю. Опять.
На часах вновь три с лишним утра.
- Рик?
- Да.
- Я… Мне нужно кое-что сказать тебе.
- Мм?
- Это важно для меня, понимаешь? Просто послушай.
- Хорошо-хорошо.
- Я ведь давно не тот, кем был. И ты тоже… Мы изменились. Почему ты до сих пор в это не веришь?
В ответ послышался лишь вздох.
- Тебе просто по приколу, да? Ну же, брось, всё поменялось, хочешь ты этого или нет. Всё, Рик! Да, мы творили дичь в школе и после, это было, но… Сейчас, мы не видимся годами, и живём теперь абсолютно другой жизнью… Сейчас мы - другие.
- Ну, не знаю… Я всё тот же.
- Я догадывался, дивная ты задница. А я-то, нет. Я изменился ещё до неё, до Нуры, чёрт тебя дери. Я старался, я даже меньше стал ненавидеть себя. И вот я встретил девушку, ради которой, уверен, всё это случилось, а ты… Ты, хренов балабол!
- Не обзывайся на меня в четыре утра!
- Заткнись!
- Да, наболтал… Я разозлился! Кристина была со мной согласна.
- Ну, ещё бы, вы же спите вместе!
- Мы не знали, что происходит…
- Вы и сейчас нихрена не знаете!
- Так расскажи!
- Не могу. Я не могу, ясно? Это… это не только моя тайна.
- О, та-а-айны… Ну же, я буду гореть в Аду рядом с тобой.
- Нет.
- Уу, интриган. Да, всё ясно, хрен с тобой. И что ты хочешь? Чтобы я что, опять поговорил с ней?