12 часиков

Что хранилось бы в Еленкином музее? Обязательно на постаменте в центре зала – телега о четырёх деревянных колёсах. Дуга, тёмная от лошадиного пота. Тяжёлые гнутые салазки. Кошёвка – маленькую Еленку из роддома в такой привезли. Оконный наличник, тонко и затейливо вырезанный топором, на зависть вологодским кружевницам.

Тёмный буфет в завитушках. Лавка, отполированная крепкими мужицкими задами до зеркального блеска. Домашняя утварь на грубо сколоченном столе: солонка, миска, плошки-чашки, ложки: круглые, щербатые, истончившиеся, съеденные с краёв. Большие и малые доски для раскатки теста. Корытце для рубки мяса, яиц и лука. Треснутые бадейки, бочонки, ковшики в форме утиц.

На гвозде тяжёленькие деревянные крашеные бусы. Трудяга коромысло, на весь угол повисло, перетаскавшее на своём горбу тысячи вёдер. Почернелый от огня и дыма рогатый ухват. Прялка. Почётное место занял бы ткацкий стан, на котором бабушка, уютно постукивая бердом, ткала половики.

У дверей лопаты, грабли, вилы. Да, вилы тоже были деревянные: острозубое, надёжное, смертельное оружие. Это вам не игрушечные, притворяющиеся железными «made in Chine» Они заполонили хозяйственные магазины, позорно гнутся вкривь и вкось при первом соприкосновении с мягкой землёй. Раньше деревянными вилами кидали навоз, копнили сено, с ними ходили на медведя. На них же, было дело, в «русском бунте, бессмысленном и беспощадном», поднимали неугодного барина: это к сведению новых русских. Те тоже надеялись, что удерут за бугор.

Но экспонатом номер один в Еленкином музее была бы древняя, изъеденная глубокими морщинами колода. В неё бил ключ, отворяющий в этом месте землю. Будь Еленкина воля, такую бы древнюю дородную красавицу в стеклянный саркофаг заключить!

Она обнаружила таковую в родном селе, куда недавно ездила, ну и заглянула на ключ. Там, как и прежде, даже в самый зной тенисто, свежо и прохладно. Как будто кто-то ладонями бережно огораживает это место от шумного мира.

Вдруг вспомнилось: чтобы поставить игристые квас или бражку, замешать особенно пышное тесто, да хоть заварить душистый чай для желанных гостей – воду брали (в селе принято говорить «цедили») только из ключа. Из колонки – жёсткая, из колодца – невкусная. Со словами: «Тётя Катя с дядей Ваней едут, бегом на ключ», – маленькой Еленке всучивался бидончик. Значит, будет чаепитие с пирогами, замешанными на ключевой воде.

И что за беспокойная натура у Еленки? Что за человек: не умеет предаваться сиюминутным радостям. Несколько раз она бывала в южных краях. Буйство режущих глаз люминесцентных красок, обилие жирной растительности, приторного, пропитанного запахом цветов и фруктов воздуха. От этой экзотики, кажется, должно не выдержать и лопнуть сердце. А Еленку среди броского туристического веселья, говора, смеха, музыки – среди этого праздника жизни временами будто «выключало». Глохла и слепла, впору головой потрясти.

Оглядывалась отрешённо и затравленно, с мучительно надломленными бровями: как её занесло сюда? Чужие красивые люди, бирюзовый бассейн с шоколадными телами… Слишком много неба, слишком много солнца. Без защитных очков всё слишком бело, ослепительно и не настояще. Ощущение огромного аквариума: то ли вокруг люди-рыбы с беззвучно разевающимися ртами, то ли сама Еленка – недоумевающая рыбина за толстым стеклом…

И здесь нужно прожить двадцать дней?! Да она с ума сойдёт!

…А сердце затрепетало и едва не лопнуло, когда увидела село на взгорке, застывший тёмным зеркальцем пруд, плотик на цепи, неумолчный говорок ключа под горой…

В стародавние, ещё Доеленкины времена, по рассказам бабушки, ключ считался если не сердцем, то главной артерией села – точно. Возле уютного шустрого родника вытаптывался пятачок земли под игрища, гуляния. Взопреет народ, выкрикивая частушки, водя хороводы, отплясывая кадриль или «коробочку» – тут же и охладит в ледяной воде разгорячённые лица, шеи.

Свадьба после венчания отправлялась на ключ: а куда ещё? Далеко впереди – возложение цветов к Вечному огню, к памятнику Неизвестному солдату – те солдаты и не родились ещё… Ещё дальше до украшений ленточками деревцев, символического запирания замков на мостах и выкидывания ключиков в реку. До осыпания жениха и невесты лепестками роз, серебряной мелочью, зерном.

В бедном дореволюционном, затем довоенном, а затем и послевоенном селе столько зерна и серебра было не набрать. Щедро, со смехом и добрыми напутствиями, а то и с солёными шутками, орошали, «осыпали» жениха и невесту урожайным серебром и жемчугом водяных капель. Молодых «на счастье» проводили сквозь радугу от мелких водяных брызг. Для создания семицветной, самоцветной дуги умельцы скрещивали особым образом вальки в хрустальных струях.

Был обряд: испить из одного на двоих ковша ледяную, до ломоты в зубах, ключевую воду. Теперь у молодых будет всё на двоих: вода, хлеб с лебедой в неурожай, хлеб без лебеды в богатый год. На двоих радость и горе, детки, крыша над головой. До гробовой доски жизнь на двоих.