Голос звучит с укоризной, обидой, язвой. Его звучание разливается кислотой в голове, парализует, усиливает зародившееся когда-то давно чувство вины. Смотрю на него, в его лицо. Какой орлиный нос. Дышу живо, ярко, резко, мне жарко, душно, сердце жжёт калёным железом. Смотрю на него вопросительным кротким взглядом лани, загнанной в угол, в безысходность перед смертью.
–Раздвинь ножки.
Он уже сам приблизился рукой так близко, что выбора нет. Он уже давно сам решил. Сам решил чего хочет и что сделает. Мои желания, мысли ему безразличны. Он прёт на таран. Уже ненавижу его и готова расцарапать его лицо. Руки парализует , как только касается пальцами. Дрожь проносится по всему телу, дыхание перехватило, в голове туман. Как на качелях, когда они быстро вверх и быстро вниз. В груди томность и сладкое нытьё. Силы покинули сопротивляться. Он едет и продолжает переть на таран. Мельком, расплывчатым взглядом смотрю на его лицо. Строгое, сосредоточенное, впитывающее. Становится страшно. Он сильнее. Явно сильнее. Негодяй. Кто ты, чёрт возьми. Скорее бы приехали и отпустил. Он сам развязывает сарафан и смотрит. Смотрит, смотрит, наслаждается. Ещё чуть-чуть и слюна потечёт.
–Приехали…может обратно в бассейн…
Голос звучит тихо, ровно, твёрдо. Он приказывает…не спрашивает…приказывает. Смотрю на себя, осознаю себя. Бешусь. Вцепляюсь рукой ему в глотку.
–В другой раз.
Шепчу. Смотрю на него гневно, яростно, с отчаянием и властью.
–Сама позвоню.
–Да, ну…
–Катись к чёрту!
Завязываю сарафан. Он смотрит спокойно, равнодушно, искушённо. Отвратительно себя чувствую. Отвратительно. Вот она власть и вот её нет. Вот ты королева, богиня и вот ты девка с вокзала.
–Прощай…
Он смотрит так, как будто плохой алкоголь выпил. Скотина. Бешусь. Да, я бешусь, нервничаю. Тварь. Только что ранимый, сомневающейся в себе, потом харизматичный, напористый дьявол, и вот он уже равнодушный плейбой. Как такое возможно. Как…. Домой не иду. Иду в парк к пруду. Там всегда тихо. Там есть утки. Покупаю батон хлеба. Ем половину, пока иду до пруда. Сажусь на бортик и смотрю на уток. Птицы. Всё у них просто. Осенью на юг. Весной обратно. Крошки кинули, поели. У людей всё сложно, всё…Кто ты…кто ты…кто ты…ты даже с мужиком переспать без лишней мысли не можешь. Это ты или кто-то другой в твоей голове. Мне нужно место, пространство, время, что бы разобраться. Скоро свалю от сюда, скоро свалю.
Практика прошла отлично. Настала осень. Встал вопрос о работе. Вопрос о моём переезде уже решённый. Мать негодует. Пытается удержать всеми возможными способами. Это давит, опустошает, наполняет гневом, злостью, которые копятся и никак не могут найти выход. Очиститься бы. Очиститься бы. Только бесполезно. Она как яд, который в крови и сидит там. Как раковая опухоль, которую не всякая химиотерапия возьмёт. Сестра как прыщ на заднице – и выдавить больно, и сидеть больно. Всё болит. Всё болит. Селёдка нарисовался. Его член до сих пор в бассейне в страшных снах снится. Его член лысый, ободранный с пигментами. Сам худой, нервный, загорелый, зажатый, чужой. Пусть похоронят его с его двумя мерсами. Он меня пугает. Очкарик ещё привязался. Господи! Пошли мне избавление.
–Ты чего такая тихая сидишь на полу у батареи…мы тебя зовём, зовём, гости пришли.
–А….да…сейчас иду.
Как всегда в определённую дату, дату страдания и воспоминаний о прошлом. Одни и те же лица. Одни и те же истории. Одни и те же эмоции. Скукота. Никакого продвижения, развития, роста, радости. Ладно…это на 5 часов. Потом посуды гора. Хоть на это время меня оставят в покое.
–О, ты едешь покорять город мечты?
Ненавижу эту серую, огромную тётку с огромными ручищами, кривыми зубами и отросшими корнями высушенной блондинки. Она ужасна, страшна. Её бёдра такие широкие, что еле в дверной проём проходит. Строит из себя тут Наташу Ростову. Кобыла. Как есть кобыла…только ярмо и уздечку накинуть и сразу в поле. Пишу Селёдке – «Увидимся?». Ответ – «Только завтра». Пишу – «Хорошо, в середине дня буду в центре города». Ответ – «Найду тебя…будь у цирка». Да, секс с ним стал утешением, убежищем на короткий миг. Обычный формальный секс без отступления от генеральной линии. Он сам выстроил стену. Сам определил правила. Презираю его за слова «ты юная жить да жить», «тебе самое время карьеру делать». Застряло в голове. Ничего больше от него не хочу. Только время от времени трахаться и плавать в его бассейне. Сомнения – его ли это дом и бассейн.
–Ау, ты с нами? Где ты летаешь?
–Да, я тут…
–Ага, заметно, пятый кусок пирога лопаешь.
–Сама пекла.
–Сама пекла, сама и съела как в анекдоте про блины «Как будто не пекла. Как будто не ел».