Но надо отдать Святоше должное: относится он ко мне с неизменным уважением, разговаривает вежливо и рассудительно, на провокации не реагирует.
Даже позволяет гулять по городу, уточнив, что это полезно для психологического здоровья.
Точно не для моего.
Потому что это – Англия.
И топаем мы по Лондону XIX века.
Всего слишком много. И все не то. Лица, звуки, запахи.
Я думал, что как только вырвусь из монастыря, мир придет в норму. Но вот я на воле и вот она «норма». Ничего не изменилось, подкат мне в пятки!
НИЧЕГО!
Я не вернулся в нормальный современный мегаполис.
Я опять не мужик.
Вокруг бродят люди в красивой, но старой одежде. Ползают кареты, и полностью отсутствует асфальт.
Мужчины выглядят еще нормально, их костюмчики даже приятны на вид. А вот женщины похожи на дирижабли, вышедшие погулять. С головы до ног, закутанные в шали, платки, ленточки. Больше всего меня волнует вопрос: не задохнуться ли там прекрасные барышни? На моих монашках и то меньше слоев одежды.
На каждом шагу встречаются нищие и оборванцы. Дети, женщины и старики в изодранных лохмотьях носятся по улицам, продают газеты, чистят обувь и просто побираются.
Что за нищебродство?!
Это же столица Великобритании!
Да я же был в Лондоне немногим больше двух месяцев назад!
Как он мог так быстро опуститься на самое дно прожиточного минимума?!
Вместо грандиозных зданий Пикадилли и Гайд–парка – суровые деревянные здания, напоминающие ларьки с шавермой. В центре города!
Где моя любимая Шафтсбери–авеню?! Почему на ее месте какие-то трущобы?! Грязно, сыро и воняет тухлой рыбой.
Гуглю в газете, что с экономикой страны. А там – объявление о трех свадьбах, пяти похоронах, куча объявлений о продаже негров и заметка о появлении королевства Бельгии на территории Люксембурга на последней странице.
Если верить газете, на дворе 1830 год. Обещают дождь и туман. Печатная простыня на двух листах пачкает мне пальцы, которые я незаметно вытираю об рясу Преподобного. Ему полезно для смирения, мне приятно.
Извилистые улицы доводят нас до Букингемского дворца. Этот, благослови Дюма, на месте. Жирный, квадратный, за резную решетку нас не пускают.
Но ни Биг–Бена, ни здания Парламента, ни Трафальгарской площади по пути не вижу. Богомол лишь недоуменно пожимает плечами на мое возмущение и вежливо настаивает не волноваться.
Что особенно бесит. Потому что он ни на секунду не выпускает меня из поля зрения.
Ждет, что побегу по бабам или вешаться. Не иначе.
И он совершенно прав.
Я ведь и, в самом деле, не собираюсь охотиться на демонов вместе с Константином. Глупое и опасное это занятие.
Я планирую сбежать от него и быстренько самоубиться. Перед этим, если повезет, повидать каких–нибудь исторических персонажей. Например, Дарвину подкинуть идейку о теории эволюции или Беллу настройки телефона сменить. Вписать свое имя в анналы мировой истории, так сказать. Увековечиться, отметиться и самоутвердиться! Вот вернусь в современный Лондон, подниму бумаги, а там – патент на все телефоны вплоть до айфона + железнодорожная льгота из-за изобретения моим предком (мной) рельс и шпал.
Да, да я нереально крут, приходится признать.
И должны же в этом городе найтись адекватные девушки. Пусть не фотомодели и блогерши, я готов понизить планку. Я не гордый. Поизучаю особенности местной флоры, изведаю романтику древности.
А если не срастется, всегда могу эпично утонуть в Темзе.
Но вот незадача.
Реки в Лондоне тоже нет.
Вместо вод Темзы в глубину убегают отвесные скалы, теряясь в непроглядном мареве. Туман клочьями поднимается к поверхности, расползается по земле, цепляется за спешащих прохожих и свежими соплями обвисает на водосточных трубах. Воняет при этом так, будто тут несколько тысяч гастарбайтеров скинулись говнецом. Прямо в реку. И не смыли.
– Костик, почему дыра вместо Темзы? Куда ведет сия прелесть?
– Ты видишь? – удивляется Преподобный. Его практически нереально вывести из себя. Он настолько спокоен и так хорошо умеет контролировать собственные эмоции, что не поддается истерикам, провокациям и слезам со стороны. Его страсти непоправимо упорядочены. Тут я молодец, умудрился вытащить его из эмоциональной раковины.
Мы стоим на берегу предполагаемой реки. Я хватаюсь за перила набережной, мощенной неровным камнем, и стараюсь не упасть.
Прыгать расхотелось.
Какая ж это романтика, сигануть в туман?
– Вижу, конечно. Провал, еще и светится изнутри. Эйяфьядлайекюдль активизировался?
– Что?!
Это единственное название действующего вулкана, которое я знаю. Но прежде, чем я успеваю прочитать лекцию на тему «Почему надо изучить все источники пензы на Земле», Богомол говорит:
– Это проход в ад, – спокойно так говорит, как доброго утра желает. – Оттуда в наш мир тянутся демоны. Иногда – души мертвых.
Смотрю на напарника, жду, когда он рассмеётся. Напрасно. У Костика напрочь чувство юмора отсутствует. Лицо каменное, глаза щурятся в Темзу, руки в карманах, наверняка, в кулаки сжаты.
Я примериваюсь и с наслаждением плюю в бездну.