12-й Псалом сестры Литиции

Наполняю ребра густотой тьмы и прошу прощения. У Преподобного за наплевательское отношение к его работе, у первой жены, за то, что она дура, а я мудак. У разорванного отца Джонатана, и кажется, еще пару имен называю.

Но это уже не важно.

Я вспоминаю, что мертв.

И есть только одно место, где я мог бы оказаться.

«Я прощаю тебя».

Волна тепла проходит насквозь, касается внутренностей и выходит позади, будто промыв меня. Как машину в автомойке. Остаюсь висеть весь чистый, дохуя довольный, облабызованный с пяток до макушки, волосы в подмышках стоят дыбом, пасть улыбается.

Вот я дебил.

Но счастливый.

– Сестра Литиция!

У меня получается открыть открытые глаза.

Кажется – бред. Но я это сделал.

Пространство выворачивается на 180 градусов, и прежде чем успеваю, что-то увидеть, вываливаю на себя смесь слизи пополам с блевотиной. Это почему-то несказанно радует окружающих. Они визжат и лезут обниматься.

– Вы пришли в себя! Наконец-то! Четыре дня без сознания!

Пуговки зрачков выцепляют из мелькания сестру Жозефину. Сладкоголосая пышечка выглядит как ангел. Чувственные губы шепчут мое имя, мягкие руки помогают сесть.

Меня по ошибке запихнули в рай?!

– Осторожнее, ее нельзя сильно волновать! – это голос Пионики.

– Дмитрий Геннадиевич, как вы? – пальцы Лукреции я узнаю даже мертвым.

Страстно брызжу в них недоумением и радостью:

– Жив, что ли? Девочки мои! – я перебинтован с ног до головы. И не могу двигаться, но обнимаю всех по очереди. Конечности не гнуться. Мумификация сильно осложняет процесс приветствия.

– Что произошло? – уточняю, потому что последнее, что помню: полет вдоль берегов Темзы. Как говнодемон смог зашвырнуть снаряд в моем лице на такое дикое расстояние останется загадкой.

– Вас нашли на берегу реки, – сообщает Пионика. Она привычно тестирует меня на жизнеспособность.

Но я уже как огурчик. Как чертов бешеный огурец. Готов лететь и надавать по щам этому демонюке.

– А Константин?

Мне стыдно, холодно, свет уходит на задний план. А Лукреция качает отрицательно головой. И я вижу, как на колени падают слезы. Мои. И чувствую, что сводить челюсть от попытки вдохнуть.

– Сначала я схожу в собор.

– Но вы еще не можете идти! – крик Пионики настигает, когда я уже размазался по полу глазуньей. А Жозефина бросается отскребать мое тупорылое несчастное тело.

– Отдохну и пойду исповедуюсь, – говорю заплетающимся языком. – А то меня заочно причастили, а процедуру завершить надо.

Еще надо проползти в апартаменты Вильгельма IV и утащить тело Константина. Или то, что от него осталось. Вернуться к Авроре, подтянуть иглоукалывание…

– И называйте меня Литиция, – разрешаю всем и каждому.

Кажется, это теперь мое Имя.

Часть III.

О дальнейшем взаимодействие возрожденных душ, ангелах и всадника Апокалипсиса.

Для ценителей партнёрской работы.

Спасибо за поддержку и отзывы, дорогие читатели.

Для меня ваша поддержка неоценима!

1. Реально же, чудо

После гибели напарника и соприкосновения с чем-то не побоюсь этого прилагательного, божественным, пришло осознание, что мое собственное «я» не зависит от оболочки. Не смотря на лишние округлости и жуткие шмотки, я все еще остаюсь самим собой.

Я могу стать огурцом на грядке, орлом в небе, взрывающимся красным карликом в созвездии Альдебарана или самим этим бараном, но сарказм, пофигизм, обаяние и скромность останутся при мне.

Меня несло в мир сеять вечное, светлое, позитивное, дарить любовь всем живым. Особенно милым невинным девушкам. Но пришлось остаться в монастыре и серьезно взяться за тренировки и работу экзорциста. В тот момент мной руководила жажда мести. Ненависть. Пусть Константин не был мне другом, такой бесславной гибели не хотелось прощать ни ему, ни Вильгельму. К тому же начались гонения на Орден Святого Павла, постоянные проверки и подстрекательства. Король рыл под церковь. Упорно и целенаправленно. И умнее было действовать скрытно.

Ненависть к Богомолу давно прошла. Да и не ненависть это была, а скорее возмущение. Он меня всегда раздражал снобизмом и чрезмерной принципиальностью. Демоны много чего говорят, дабы сбить людей с толку. И кажется, наврал мне Вильгельм груженный паровоз гадостей про напарника. Так что Константин остался в моей памяти существом чистым, благородным и немного придурковатым. За год отсутствия его образ побелел, вид приобрел канонический и ангельски невинный.

И я всячески пытался ему подражать.

Гонялся за резидентами ада, требовал сатисфакции, тренировался без сна и перекуров. Жизнь была понятна и ясна: отомстить, вырезать всех нечестивых. Будто Константин завещал мне продолжить его дело.

Это казалось правильным.

Но вот он передо мной. Явился, возродился.

Неожиданно, странно, пугающе.

И это заябись, чуваки!

Реально же, чудо!