12 историй о настоящей любви

Я услышала, как кто-то откашлялся, сказав «хо-хо-хо», и мы тотчас отпрыгнули друг от друга. Глаза мальчика были готовы выскочить из орбит, когда он увидел Санту во всей его клюквенно-вельветовой красе.

– Натти, нам пора, – сказал Папа.

– Ты и правда настоящий, – прошептал мальчик.

– Верно, и я знаю, когда ты вел себя хорошо, а когда плохо, – пошутил Папа. Мне стало неловко.

Папа как раз выволок меня на улицу, когда мальчик подбежал к окну и крикнул:

– Меня зовут Ларс! А тебя?

– Натали! – ответила я.

Когда я вспоминаю об этом, то понимаю, что тогда у меня впервые появилась возможность кому-то представиться. На Северном полюсе меня все знали еще с пеленок. Эльфы звали меня Натти потому, что так называл меня Санта. А тут я впервые стала Натали.

Мы все еще стояли возле стола с закусками, когда Папа решил присоединиться к вечеринке, приветствуя всех взмахами рук и традиционным возгласом «хо-хо-хо». Эльфы пришли в полный восторг. Обычно они избегают публичного проявления чувств, но для Санты делают исключение. Для них он все равно, что рок-звезда.

– С первым декабря! – прокричал он.

– С первым декабря! – грянули эльфы в ответ.

– Вы хорошо поработали, и я чертовски вами горжусь. Дорога до финиша будет напряженной, но мы сделаем это, как делаем каждый год. Повеселитесь сегодня от души! А завтра начнется настоящая свистопляска! – Все хлопают, Папа осматривает толпу. – Где моя Натти? Натти, выйди сюда и скажи что-нибудь нашему отряду.

Это последнее, чего бы мне сейчас хотелось, но эльфы вытолкнули меня в центр зала. Папа обнял меня и посмотрел – как всегда, с любовью и гордостью. Я попыталась вытереть пятна, проступившие на платье. Хорошо еще, что оно того же цвета, что и пунш.

– Скажи что-нибудь, Натти, – улыбаясь, попросил Папа.

Что я должна сказать? Я всего лишь дочь босса.

– М-м, счастливого Рождества, – промямлила я, и все вежливо захлопали.

Папа подал сигнал эльфийскому оркестру, и тот заиграл знаменитую песню «Last Christmas», любимую рождественскую мелодию моего отца. Эльфы думают, что это своеобразная эльфийская вариация песни Элвиса «Santa Claus is Coming to Town», но я-то знаю правду. Папа любит дуэт Wham![13]

– Потанцуй со своим стариком, Натти, – сказал он, взяв меня за руку. Он вел меня в фокстроте, а я изо всех сил старалась не отставать. Я чувствовала, что эльфы с жалостью наблюдают за тем, как я танцую с собственным отцом.

– Могу поспорить, у тебя сегодня ни одного свободного танца не осталось. Натти, скажи, что бы ты хотела получить на Рождество?

Я не знала, что ответить, потому что единственное, чего бы мне хотелось, разобьет ему сердце.

– Еще не думала, – солгала я.

Папа понимающе посмотрел на меня и погладил по плечу. Казалось бы, пора уже поумнеть и не пытаться обмануть самого Санта-Клауса.

– Дорогая, если ты веришь, думаю, ты получишь именно то, чего хочешь.

Я хочу верить. Очень хочу.

Есть два типа детей. Те, кто верит, и те, кто нет. И тех, кто верит, с каждым годом все меньше. Папа говорит, что не так-то просто попросить ребенка поверить в то, чего он не видит. По его словам, в этом и заключается суть магии. Он говорит, что если у тебя внутри есть эта самая магия, то ее нужно беречь, ведь если она пропадет, это уже навсегда.

Когда песня закончилась, папа пожелал всем хорошего вечера и вернулся обратно в офис. Я хотела пойти с ним и уснуть возле камина, наблюдая, как он составляет списки плохих и хороших детей. Но я осталась в Великом зале, качалась в такт музыке и смотрела, как танцуют остальные. Ко мне проскользнула Сондрин, сказала, что ей нравится мое платье. Разумеется, оно ей не нравилось, но я поблагодарила ее, ведь она хотя бы попыталась быть доброй ко мне. И мне не пришлось стоять в одиночестве. Сондрин рассказала о танцевальной видеоигре, которую состряпали в департаменте игр и для которой изготовили нескользкую платформу. Сначала все затевалось как шутка, но потом они так увлеклись, что теперь эта игрушка окажется под рождественской елкой у многих детей.

Потом Роан, эльф-кукловод, позвал Сондрин танцевать, и она переключилась на него, улыбаясь от одного острого уха до другого. Когда я была маленькой, то с помощью скотча пыталась изменить форму ушей – хотела, чтобы они выглядели острыми. Но ничего не вышло.

Элинор и Флинн снова танцевали.

На прошлой неделе в мастерской Элинор спросила меня за обедом:

– Натти, с кем ты пойдешь на Снежный бал?

После длинной паузы я ответила:

– Ни с кем.

– О! – сказала она, и в этом было столько жалости, что мне стало невыносимо горько.

Я проглотила кусок лосиного мяса и продолжила:

– Я хотела пригласить того мальчика из Швеции, но…

– У тебя разве есть знакомые в Швеции? – спросила она.

Тогда я рассказала ей историю о Ларсе, о его желтых волосах и шведских сладостях. Взгляд Элинор стал таким напряженным, будто бы она мне не верила.

– Хм, звучит так, будто у вас прочные отношения. Но почему же мы впервые о нем слышим? – спросила Элинор, перебирая пальцами пряди серебристых волос.

Я закусила губу.

– У нас были отношения. Но мы… мы больше не общаемся. У меня даже нет его адреса.