– Нет, сегодня! Пожалуйста, срочное дело! С меня пиво!
– Ну, хорошо… Но часа в два или три, не раньше…
– Отлично! Люблю тебя! Я вас всех люблю!
Это «люблю» выскочило из меня неожиданно для самой себя, будто какая-то интимная часть тела или одежды, – уже не поправишь, не засунешь незаметно обратно, и тебе от того вначале и стыдно, и смешно, а потом даже как-то немного приятно всё это. А может и не немного: откровенность, пусть и случайная, нравится людям куда больше, чем глухие заборы, выстроенные вокруг своего никчемного и скучного одиночества.
Чёрт бы побрал эти «заборы», если я живу последний день. От кого я скрывалась всю жизнь? Почему не говорила, не делала, не чувствовала и не жила так, как хочу? Почему так редко признавалась в любви? Ну, признайся же хотя бы сейчас, хотя бы самой себе, пока ещё не поздно!..
Я подошла к зеркалу. Посмотрела себе в лицо. Словно в первый раз в жизни. Кто ты? Человек? А что такое «человек»? Что с тобой происходит? Ты живёшь? А что такое «жизнь»? Что происходит? Кто ты?
Я сняла с себя ночную пижаму. Расстегнула пуговицы сорочки, как если бы раздевала другого человека: с живым интересом и опасаясь неловких движений. Высвободилась, и она легко спала к ногам. Спустила штаны, давая им самим слезть с меня на пол, и одной ногой откинула их в сторону. Делала это, не отрывая взгляда от своего тела. Провела по телу рукой – от шеи вниз, к соскам груди, потом по животу к линии волос на лобке. Разняла ноги, глядя на раскрывшиеся складки влагалища, влезла в него пальцем и сомкнула ноги. Почувствовала, как побежали мурашки, теперь наоборот – снизу вверх.
Убрала палец, снова посмотрела себе в глаза и сказала тихо, как бы стесняясь собственного голоса:
– Я люблю тебя. Люблю свою жизнь, люблю всё, весь этот мир и… покидаю его с благодарностью и любовью… Пусть всё будет так, пусть я не смогла прожить жизнь, как хотела, но я не виню никого…
Слёзы выступили у меня из глаз, но я продолжила сквозь слёзы:
– И… да, я люблю этих мальчиков. И мне нечего стыдиться… Меня скоро не станет, и я уже имею право не стыдиться никого… не думать о том, кто что подумает… Это последний день моей жизни, и я проживу его так, как хочу. Прости меня, что не понимала этого раньше.
Днём я пришла к ребятам на студию и сыграла им свою песню. Они все посмотрели на меня с молчаливым непониманием. Я переводила взгляд к одному, к другому, к третьему, ожидая, что кто-то что-то скажет.
Яша робко отвёл глаза. Йорик пожал плечами и принялся долбить в барабаны. Артур улыбнулся отчего-то, но промолчал. Наконец, Макс сказал, кашлянув в кулак:
– Ну… хорошая женская песня, но что ты от нас-то хочешь?
– Хочу, чтобы вы записали её для меня, – ответила я. – Вам ничего и делать-то особо не надо, просто сыграть, она простая, партии я вам скажу, а вокал запишу сама. Соглашайтесь, пожалуйста, ребята! У меня просто совсем нет времени, чтобы к кому-то ещё обратиться.
Они, переглянувшись, опять помолчали, а я опять, в нетерпеливом ожидании, переводила взгляд то к одному, то к другому.
Йорик, затихнув было со своими барабанами, снова принялся в них долбить. Выкрикнул только:
– Мне всё равно, я как все!
Яша стал отказываться извиняющимся тоном:
– Да не… мы же такое не играем совсем…
Но Артур перебил его:
– А мне нравится. Тем более Майя нам помогла с альбомом. Просто сыграем для неё эту песню и всё. Я – за!
Макс, подумав, тоже согласился:
– Хорошо. Давай с завтрашнего дня начнём репать, а сегодня лучше пиво попьём, заодно расскажешь нам задумку, как и что…
– Нет, ребята, записать надо сегодня! Пожалуйста! – запротестовала я решительно, наотрез не принимая никакого отказа.
Йорик даже выронил палочку из рук. А Яша испуганно просмотрел на меня.
– Почему обязательно сегодня? – удивился Макс. – Не, Май, ты что, сегодня никак не получится… Ты себя с нами не сравнивай: нам, просто чтоб выучить эту песню, надо неделю репать. И чтоб записать нормально – неделя уйдёт, сама же знаешь.
– Или сегодня, или… никогда, – сказала я. – Ладно, тогда отмена.
Я расстроилась, но без обиды. Макс был прав: времени надо много.
– Подожди, мы же не отказываемся, – вмешался Артур. – Объясни, почему такая срочность? Почему «или сегодня, или никогда»?
Сперва я хотела как-нибудь отшутиться, однако достойной шутки у меня что-то не нашлось, и передумала. Рассказать, что ли, им? Расскажу.
– Потому что завтра меня уже может не быть. Я больна, ребята. Не бойтесь, болезнь не заразная, но неизлечимая и от неё умирают. Моя мама от неё умерла когда-то. И мне, видно, тоже недолго осталось.
Йорик внезапно умолк, и повисла непривычная тишина. Яша убрал на комбе громкость, чтобы не фонило. Артур вообще отложил бас в сторону – с досадой, как что-то ненужное.
– А врачи что говорят? – глухо спросил Макс.
– А что обычно говорят врачи? – усмехнулась я. – Вот то и говорят. Что нужны деньги. И что операцию нужно делать заграницей. Но моей маме не помогла операция. Фигня всё это, ребята. Я смирилась. Просто вот хотела эту песню успеть записать, больше меня ничего не держит…