12 месяцев. Необычные эротические приключения

Марсель удивлённо посмотрел на меня в тот момент, когда Марина вошла в студию в одном только нижнем белье. В его глазах я заметил испуг и плохо скрываемый мужской интерес. Взгляд школьника-подростка, случайно заглянувшего в приоткрытую дверь девчачьего туалета.

– Вау! – воскликнул он. – Что вы задумали?

– Ничего особенного, – спокойно ответил я ему, хотя меня здорово потряхивало от волнения. – Просто снимем несколько хороших кадров и всё. На этот раз с обнажёнкой. Так что ты давай… тоже раздевайся.

А сам подошёл к Марине, встал у неё за спиной и медленно, словно сапёр, обезвреживающий мину, расстегнул лифчик. Она тоже помедлила, но так, как это делает женщина, когда на неё смотрит мужчина, и скинула его. Он упал на пол так же легко, как осенний лист с дерева, и так же тяжело, как с узника его кандалы.

Марсель застыл с плавками в руках. Я даже не взглянул на его лицо и не видел его реакцию. Я хотел видеть реакцию его пениса – всё, от начала и до конца. Как он из спокойного, хоботообразного, состояния перейдёт вот в то твёрдое, похожее на кость, обтянутую венами и чёрной кожей. И это скоро произошло прямо на моих глазах.

Марина оглянулась на меня – с молчаливым напряжением, как бы ловя моё настроение: всё ли нормально и не передумал ли я?

Тогда я встал на колени и с прежней неторопливостью спустил вниз её трусы. А она переступила ногами, избавляясь от них. И ко мне вдруг, как вспышка света, пришло осознание, что сейчас случилось. Вот стоит моя жена – совершенно голая – перед молодым чернокожим парнем, и он на неё сейчас смотрит и видит всю как она есть. И она тоже на него смотрит. Да, смотрит и видит вот эту его недвусмысленно торчащую чёрную силу.

И меня захлестнуло нечто, что со мной никогда не было. Точно это был и не я. Или же наоборот – именно я, настоящий я, а всё это время, почти всю мою жизнь во мне жил кто-то другой. Будто спал и наконец проснулся! Будто потерял память и наконец вспомнил себя! Словно взошло внутри меня солнце и озарило всё вокруг. Словно обрушилась волна свежести и понесла глубоко-глубоко и там, в глубине, что-то великое и красивое улыбнулось мне и сладко, жарко, любяще до самого дна поцеловало в губы.

Мы сделали серию кадров, где Марина и Марсель были вдвоём, ещё серию, где мизансцены детализировались, выхватывая части тел. Вот её рука на его животе и ниже. Его рука на её животе и ниже. Его рука на её груди и набухший сосок меж его пальцев. Его обнажённая чернота и её обнажённая белизна во всём. Не хватало только одного.

Я попросил её встать спиной к нему и наклониться – так, будто бы это половой акт. А его – плотно прижаться к ней.

– Шире расставьте ноги, чтобы я уместился под вами с камерой!

Хорошо, что они молчали всё это время. Марина вообще не сказала ни слова. Если бы они тогда обсуждали что-то, капризничали или смеялись, чувство бы рассеялось и ушло. И всё бы превратилось в кошмар и пошлость. Но они просто делали то, что я их просил.

– Стоп! Замрите вот так, пожалуйста!

Я лёг в пространство между их ногами и посмотрел вверх. Дыхание моё сбилось, пульс бешено стучал в виски. Может, для каких-то прожжёных порнографов эта картина – так себе, рутина и только, но меня она ошеломила так, что я едва нашёл в себе силы проговорить:

– А теперь, Марсель, входи… и начинай двигаться.

– Что сделать? – на всякий случай переспросил он.

– Сделай то, что мужчина делает с женщиной.

Он вошёл в неё, и сразу же моё сознание стало одной-единственной, спокойной и внимательной точкой, созерцающей мгновения. Эти мгновения были просты и прекрасны.

Просто секс. Просто мужской половой орган входит в женский. Но за всё время, когда я сам занимался этим с женой и другими женщинами до неё, я даже на йоту не приблизился к тому, что чувствовал теперь. Я видел и чувствовал дыхание жизни и её красоту. Чувствовал красоту мира и человека – целиком вышедшего из вот этого слияния мужского и женского.

Я впитывал мгновения. Раз – страшно нависший надо мной чёрный фаллос, с блестящей чернотой и оттого кажущийся вылитым из металла, как будто древнеримский божок Фасцинус, утопает в шёлковом румянце розовых складок женского места; тяжело раскачивается сморщенная мошна тестикул, снизу похожая на какой-то диковинный плод. Два – складки темнеют, точно намоченная губка, и дают слизистый сок. Три – ровная тёмная полоска волос поверх них словно ощетинивается, и бегут крупные пупырышки мурашек по краям живота и ногам. Видно, Марине очень хорошо, и она, наверное, забыла про меня. Быть может, сейчас вообще про всё на свете забыла.

Ах, Марина, неужели это ты там, наверху, а я здесь, внизу, смотрю на то, что с тобой происходит? Неужели это всё с нами? Мысли прочь. Шоу маст гоу он. Лет ит би.

Я настроил объектив камеры и, щёлкнув несколько раз, попросил:

– Опуститесь вниз, прямо на меня.

А фотоаппарат отложил, теперь он мне был не нужен.