12 невест миллионера

Они спали – в моем родном городе уже наступила полночь, и это было к лучшему. Если бы дед не зевал, как бегемот, он непременно расслышал бы в моем голосе нотки истерики. Я искусственно бодрой скороговоркой сообщила, что звоню просто так, потому что очень-очень соскучилась, но у меня все хорошо, я отдыхаю на море – не уточнив, на каком именно.

Сонный дед пробормотал какое-то доброе морское пожелание типа «семь футов под килем» и передал трубку бабушке, но я притворилась, будто не услышала ее пытливого: «Алле, Нюнечка?», и положила трубку.

Моя бабушка даже спросонья обыграет на чемпионате мира по скоростному допросу с пристрастием самого Мюллера. У нее еще до начала предметного разговора со мной голос был проникновенный, как скальпель. Я предпочла не рисковать, потому что бабуля вытянула бы из меня все подробности «морского отдыха» вместе с жилами.

Но не выплеснутые на благодарного слушателя слова, мысли и чувства распирали меня, как телевизионную девушку – информационная жаба. Поделиться хоть с кем-нибудь хотелось просто нестерпимо!

– Позвони в Лондон, – подсказала Тяпа.

Она большая мастерица придумывать разнообразные поводы для действий.

– Ты же сообщила Алексу Чейни о том, что томишься в застенках на Санторини. Надо бы рассказать ему – что произошло дальше.

– Да, да! Алексу надо рассказать, обязательно! Вдруг он уже снаряжает спасательную экспедицию на остров? Необходимо сообщить ему твои новые координаты! – подхватила наивная Нюня.

И тогда я с чистой совестью позвонила в Лондон.

Трубочку никто не снял, что с учетом позднего времени было неудивительно, но я прекрасно пообщалась и с автоответчиком. Он меня не перебивал, не задавал неуместных вопросов, просто слушал и мотал на ус, точнее, на магнитофонную ленту. Я рассказала ему все и почувствовала себя намного, намного лучше! Это было как сеанс самозабвенного плача в жилетку психоаналитика.

Облегчив душу и карманы (прожорливый телефон съел всю мелочь из кошелька), я купила в другом полезном автомате шоколадку и пошла искать зал ожидания.

Его тут не было. Порадовавшись тому, что мне так удачно случилось выспаться днем, я внимательно изучила указатели и пошла на остановку общественного транспорта.

Автобусы еще ходили. Я села в первый попавшийся и минут через десять вышла из него на улице, показавшейся мне достаточно оживленной.

Вывеска с изображением телевизора, транслировавшего футбольный матч и позировавшей на его фоне пузатой бутылки, подсказала мне, что делать дальше. Я рассудила, что цвет моих ног в полутьме спортивного бара будет не столь очевиден, и перепоясалась, вздернув повыше подол балахона, чтобы он не был похож на монашеское одеяние.

Сокрушительного впечатления на контингент зрителей матча мое появление не произвело, и это, против обыкновения, меня только порадовало.

Я устроилась у края барной стойки, поближе к пульту от телевизора, заказала пиццу с пивом и стала ждать, когда передо мной появится еда, а на экране – выпуск новостей.

Пицца и пиво подоспели раньше, чем новости. Обратная последовательность могла бы лишить меня аппетита.

Мне ничего не померещилось, на что я втайне надеялась. Стамбульская голышка действительно выглядела точь-в-точь, как я, побывавшая в руках гримера. Тогда Ля Бин вылепил одно лицо всем двенадцати девочкам, и это было именно то лицо, которое теперь показывали по всем каналам.

– Другими словами, стамбульской голышкой могла быть любая из них! – Тяпа сказала то, о чем я не хотела думать.

Пользуясь тем, что немногочисленные посетители бара смотрели больше в свои стаканы, чем на экран, я щелкала пультом, перескакивая с одного канала на другой вслед за новостью о стамбульском взрыве.

Кроме греческого телевидения, были доступны болгарское, плюс англоязычный канал «Евроньюс». У греков я только картинку смотрела, на других каналах добирала информацию.

Трагическая история постепенно обрастала подробностями.

Неизвестная особа погибла в результате взрыва на смотровой площадке знаменитого стамбульского кафе. Никаких программных заявлений она не делала, вообще ни слова не сказала, просто разделась донага и – ба-бах! В момент взрыва женщина стояла у парапета ограждения, вблизи никого не было, и другие люди не пострадали.

Это больше походило на самоубийство сумасшедшей, чем на продуманный теракт, если бы не одно «но»: в момент взрыва в кафе с прекрасным видом на террасу проходил банкет международной организации женщин-журналистов, и все они поторопились проинформировать о случившемся свои СМИ. Таким образом, о событии узнало все более или менее прогрессивное человечество, не исключая даже читательниц гламурных журналов, редко освещающих трагедии иного рода, нежели чей-то сломанный каблук или лопнувшая бельевая резинка.

Ближе к полуночи я покончила с пивом и перешла на более крепкие напитки, а в эфире начали возникать все более качественные фотографии, сделанные очевидцами-туристами. Появилась возможность разглядеть, что округлый предмет в руках погибшей – не мячик, а крупное яблоко, и тут началось!