12 новых историй о настоящей любви (сборник)

И только тут я замечаю, что рядом с ним не стоит Бев. Неужели он мог бросить ее на вечеринке, где она никого не знает и явно нервничает по этому поводу? Может, папа сказал ей, что это семейное дело и ей лучше с ним не ездить. Или она сама это предложила. В любом случае, от моего внимания не ускользает тот факт, что мое благополучие оказалось важнее ее удобства.

Одри зевает и почесывает нос.

– Надо бы вернуться и попрощаться со всеми, но я не могу бросить Джиллиан одну…

– Мы могли бы остаться, – говорю я, не глядя ни на папу, ни на Пьера. Но на самом деле мне очень хочется, чтобы папа согласился, потому что, несмотря на все случившееся за последние пять минут, я не забыла, что почти произошло между нами с Пьером. И хочу вернуться в этот момент. Не хочу, чтобы он был навсегда упущен.

Одри пожимает плечами.

– Почему бы и нет? Я скоро вернусь, дядя, и позабочусь, чтобы Рашида благополучно добралась до дома.

Судя по тому, как папа нервно поглаживает бороду, ему эта идея не нравится. Но он соглашается.

Может, потому что мне уже семнадцать. А может, он понимает, что за последний год у него почти не было возможности влиять на мои решения. А может, видит, что Пьер может оказаться человеком, который способен сделать меня счастливой.

Я обнимаю папу и Одри, и они уходят, производя гораздо меньше шума, чем когда пришли. Направляясь к двери, Одри оглядывается через плечо и одними губами шепчет: «Чтобы все мне потом рассказала!» с таким взбудораженным видом, будто кричит на всю комнату.

Я краснею, дверь закрывается, и Пьер смотрит на меня.

Я улыбаюсь, хотя, оставшись с ним наедине, по-прежнему чувствую робость.

– Что ж, это было…

– Неловко? – заканчивает он за меня.

– Это мягко сказано.

Из спальни снова доносится громкий храп, заставляя нас обоих рассмеяться. Пьер указывает на стеклянную раздвижную дверь из кухни.

– Она открывается?

– Да, там балкон, – говорю я и, подойдя к двери, с удивлением обнаруживаю, что маленький пластиковый столик и два стула по-прежнему стоят на месте.

– И мы прозябали тут на полу весь вечер? Пойдем. – Он берет меня за руку и выводит на балкон, и меня снова охватывает то же чувство, как тогда, когда я коснулась его плеча, только теперь оно в тысячу раз сильнее. Ладонь у него теплая, мягкая и сухая, и он не отпускает мою руку, даже когда мы выходим на балкон.

Гирлянда из электрических лампочек, которая раньше обвивала перила, исчезла, перебравшись на крыльцо к дяде с тетей, но между прутьев проскальзывает мягкий лунный свет, создавая похожий эффект.

Балкон выходит в переулок. Вид на забитые мусорные контейнеры и разбитый асфальт не особо впечатляет, но зато принадлежит только нам двоим. Здесь так хорошо и спокойно. Из соседнего дома доносится тихая фортепианная музыка. Играют далеко не так хорошо, как на той записи в машине Джиллиан, но красивая классическая мелодия как нельзя лучше подходит этому вечеру.

Пьер садится на дальний стул, отряхнув сиденье. Я собираюсь сесть на второй, но он легонько тянет меня за руку, усаживая к себе на колени.

– Ты не против? – спрашивает он, когда я поворачиваюсь к нему лицом.

– Нет, – отвечаю я, касаясь мизинцем ямочки у него на подбородке. – А ты?

– Вообще-то против, – но он говорит это с улыбкой и продолжает улыбаться, проводя подушечкой большого пальца по моей нижней губе.

Я дрожу, разрываясь между желанием растянуть это мгновение навечно и стремлением получить больше, намного больше. Мы одновременно тянемся друг к другу. Медленно, но целенаправленно. И когда мы наконец целуемся, все встает на свои места. Руки Пьера скользят по моей талии и опускаются чуть ниже, его пальцы гладят мой затылок. Его нежные губы касаются моих так жадно, что я чувствую: он хочет этого не меньше, чем я. Мы на мгновение отстраняемся друг от друга, но только чтобы он мог снять очки.

– Погоди, – прошу я, потому что хочу посмотреть, как он выглядит без очков.

Он моргает, и я с облегчением понимаю, что это все тот же Пьер. Все тот же Пьер, который обожает Шекспира и ненавидит чикагскую пиццу, который понимает, каково это – терять близкого человека и любить тех, кто прилагает все силы, чтобы сделать эту утрату менее болезненной.

И когда мои губы снова касаются его, я думаю, что прощание – не такая уж плохая вещь. Быть может, прощаясь, мы просто освобождаем место для кого-то нового.

Кассандра Клэр Новейший аттракцион

Дело было на мрачном карнавале. Ну, вы знаете. Зловещие клоуны выскакивают из темноты в заляпанных кровью белых перчатках. Драный цирковой купол, реющие на горячем летнем ветру лоскуты. Кривые зеркала, в которых люди отражаются пугающе изуродованными. Татуированный мужик с ползающими по нему ожившими татуировками. Карусель, вращающаяся назад во времени. Бородатая женщина, нападающая на посетителей с разделочным ножом. Предсказательница, сообщающая исключительно дурные вести. В общем, типичный мрачный карнавал. Вы сотни раз видели их в кино и по телевизору, читали о них в книгах, слышали в песнях. Но вряд ли вы знаете о них столько, сколько я, потому что я там выросла.