12 новых историй о настоящей любви (сборник)

Чем дольше я смотрел на карту, тем сильнее мне начинало казаться, что в ней есть какая-то закономерность. Я стал играть в игру: притворись, что точки на карте – это звезды в созвездии. На что оно похоже? Слушайте, ну никто не должен извиняться за вещи, которые он делает, когда любимый человек покинул его жизнь, а у него вдобавок слишком много свободного времени. А у меня его было бесконечное количество. Я стал соединять точки линиями. Вдруг получится что-нибудь. Но что? Ее имя? Ее лицо? Наши инициалы, сплетенные в красивый романтичный вензель?

Но нет. Когда я соединил все точки, получилось вот что:

Но не совсем. Не хватало одной точки в нижнем левом углу.

Я уставился на это место, и мне пришла в голову забавная идея: а что, если карту можно использовать не только для записи того, где и когда случились совершенные мгновенья, но и для их предсказания? Это была дурацкая, ужасная идея, но я все равно взялся за линейку и принялся чертить. Недостающая точка приходилась на холм Блу-Нан, который я хорошо знал, потому что оттуда было здорово кататься на санках зимой, которая при нынешнем раскладе вряд ли когда-нибудь наступит. Там наверняка должно что-то происходить, и, судя по расписанию, незадолго до рассвета.

Так сложилось, что я знал: солнце четвертого августа вставало в 5.39 утра. Я дождался полуночи, поставил будильник на пять, чтобы проснуться к последнему недостающему совершенному мгновенью.

Я доехал до холма в теплой летней темноте. На улицах было пусто, фонари все еще горели, в домах спали люди, отдыхавшие, чтобы наутро проснуться бодрыми и веселыми и бродить лунатиками еще один день. Было совсем темно, ни намека на просветление на горизонте. Я припарковался у подножия холма.

В этот ранний час бодрствовал не только я. На парковке стоял серебристый «Фольксваген».

Я вообще-то никогда не видел, как морские пехотинцы или другие военные форсируют холм, но уверен, что я взлетел на него в точности как морпех. На вершине был большой валун, который десять тысяч лет назад, во время Ледникового периода, небрежно обронил проходивший мимо ледник. На нем сидела Маргарет, притянув колени к подбородку и задумчиво глядя на темный город.

Она услышала, как я подхожу, потому что после пробежки по холму я задыхался и пыхтел совсем не как морпех.

– Привет, Марк, – сказала она.

– Маргарет, – ответил я, когда отдышался достаточно, чтобы хоть что-то сказать. – Привет. Рад тебя видеть.

– Я тоже тебя рада видеть.

– Можно я побуду с тобой?

Она похлопала по камню рядом с собой. Я приободрился. Холм был повернут на восток, и горизонт стал окрашиваться в глубокий лазурный цвет. Некоторое время мы сидели молча, но молчание не было неловким. Мы просто готовились заговорить.

– Прости, что сбежала вот так, – сказала наконец она.

– Ничего, – ответил я. – Имела право.

– Нет, я должна все объяснить.

– Это необязательно.

– Но я хочу.

– Хорошо. Но прежде, чем ты это сделаешь, я должен тебе кое в чем признаться.

Я рассказал, как проследил за ней до больницы и видел ее с мамой. Когда я произнес это вслух, прозвучало еще хуже.

– Хм, – она задумалась. – Да нет, я все понимаю. Я бы, наверное, сделала то же самое. Хотя звучит жутковато.

– Знаю. Мне тоже в тот момент так казалось, но я не мог остановиться. Послушай, мне правда очень жаль. Насчет твоей мамы.

– Все в порядке.

Но на последнем слове Маргарет запнулась, ее лицо исказилось, и она уткнулась лбом в колени. Ее плечи беззвучно сотрясались. Я погладил ее по спине. Больше всего на свете мне хотелось отдать все свои ежемесячные чудеса разом и навсегда, лишь бы помочь ее горю. Но так это не работает.

– Маргарет. Мне так жаль. Так жаль.

Вокруг нас радостно и бестактно защебетали птицы. Маргарет деловито вытерла слезы тыльной стороной ладони.

– Я бы хотела еще кое-что объяснить, – сказала она. – Накануне того, как все это началось, я навещала маму в больнице, и врачи сказали, что прекращают лечение. Было бессмысленно…

На последнем слове она всхлипнула. Ее снова накрыло горем, и она была не в силах продолжать. Я обнял ее за плечо, и она заплакала, уткнувшись мне в шею. Я вдыхал запах ее волос. Она казалась такой хрупкой и драгоценной, с этим огромным горем внутри. Она держала его в себе все это время. Мне хотелось забрать его себе, но я знал, что это невозможно. Это ее ноша. Только она может ее нести.

– В ту ночь, ложась спать, я думала только о том, что не готова. – Она сглотнула. Ее глаза были все еще красными, но уже сухими, а голос звучал твердо. – Я была не готова ее отпустить. Мне всего шестнадцать, и я не готова жить без мамы. Она мне так нужна. В ту ночь я думала только о том, что завтра не может наступить. Время не может идти вперед. Мне хотелось нажать на аварийный тормоз времени. Я даже сказала это вслух: «Завтра не может наступить».