– Мне надо идти, – сказала я, вылезая из бассейна.
Когда А сказал, что заедет за мной, я попросила его подождать на улице, потому что знала: мама ни за что не позволит мне сесть на мотоцикл. Это было единственное ее правило. И хотя сейчас ее мысли были слишком заняты папой, я знала, что это не сойдет мне с рук.
Мы с А встретились на улице, в стороне от моего дома. Он был одет в кожаную куртку и стоял у своего мотоцикла, скрестив руки и ноги – вылитый Джеймс Дин. У него было с собой два шлема, один он надел на меня. Потом мы уселись на мотоцикл. Оказавшись на сиденье, я почувствовала, что его бедра зажаты у меня между ног. Мотоциклы – такая опасная и в то же время такая сексуальная штука. Смерть и секс в одном флаконе. Наверное, поэтому люди их и любят. Или ненавидят. Он завел мотор, и мы поехали.
Каньон Лорел змеился между холмами как река, из которой он, наверное, и образовался. Телефонные провода оплели ползучие растения, зелеными гроздьями свисавшие у нас над головами. Девушка с копной ярко-розовых волос в черном шелковом платье и черных ковбойских сапогах голосовала у обочины. Хотелось бы мне так одеваться.
Мы доехали по бульвару Сансет до клуба «Виски». А помог мне слезть с мотоцикла, и мы зашли в темный маленький клуб, где пахло сигаретным дымом. У меня было фальшивое удостоверение личности: я купила его у какого-то ботана из нашей школы, который делал их с фотографиями из фотобудки. Но я так ни разу и не решилась им воспользоваться. А, судя по всему, не боялся ничего.
В клубе было полно народу. На сцене пятеро девушек в потрепанных винтажных платьях исполняли какую-то песню, они играли неумело и слишком быстро. Но выглядели они потрясающе. У солистки было милое круглое личико, напомнившее мне Джей. «Мы ловим ритм», – пела она. Я слышала эту песню по радио и в «Фазах», но вживую она звучала по-другому. Оказывается, девчонки тоже могут играть панк? Мне это и в голову не приходило. В этот момент моя жизнь изменилась.
– Правда, они классные? – спросил А, улыбаясь мне в темноте. – Басистка мне тебя напоминает.
Это была миниатюрная девушка в юбке-килте и мокасинах, с коротко остриженными кудрявыми волосами. Она мне показалась самой красивой девушкой на свете. Когда она стала подпевать солистке, оказалось, что у нее писклявый голос.
– Это Джейн, – пояснил А. – Моя любимица.
Джейн. Мне хотелось быть, как Джейн. Он купил мне пива, но сказал, что сам не будет пить, потому что за рулем. Пиво было холодным, и мне начинал нравиться его вкус. Я допила, и А забрал у меня пустую бутылку. Мы вместе вышли на танцпол, и он защищал меня своим телом от толкающихся парней. Я чувствовала себя в безопасности. Я вспотела, и волосы стали липнуть к лицу. Я закрыла глаза. Мне казалось, я падаю в бесконечность, уплываю куда-то далеко-далеко. Он обнял меня и склонился ко мне. Мы поцеловались. Я прижималась к его мускулистому телу. Его ирокез выделялся в темноте и казался таким загадочным. Я танцую с лучшим парнем на свете. С самым лучшим.
Мы вышли на улицу. Стоял теплый вечер. Мне так не хотелось уезжать из Лос-Анджелеса в Беркли. Хотелось пить этот город до дна, как пиво. Хотелось барахтаться в нем и вбирать его в себя. Я уселась на мотоцикл позади А, и мы выехали на шоссе. Модели с рекламных щитов смотрели на нас большими глазами, надували пухлые губки. Я чувствовала, как внимательно А следит за дорогой. Его тело напряжено: он старается защитить меня, как на танцполе.
Мы остановились на светофоре, собираясь свернуть на заправку на углу. Я сказала:
– Не знаю, почему я боялась мотоциклов. Это самая классная штука на свете!
Мы свернули, и какая-то машина, выехав на желтый свет, врезалась в нас. Не сильно, но с удивительной точностью. Мы упали.
Мы не пострадали. Совсем, ни царапины.
– Слушай, – сказал А, когда мы подъехали к моему дому. – Я хочу тебе кое-что сказать.
В воздухе пахло эвкалиптами, где-то вдалеке ухала сова.
– Это был не мой дом. Моя мама там работает. У актера Джона Дэвидсона. Когда я устроил вечеринку, он уехал из города, а моя мама была у своего приятеля. Мы живем в гостевом домике. Иногда у меня ночуют друзья, когда родители не пускают их домой.
– Ой, – ответила я.
– Прости.
– Ничего, – сказала я. Я тоже хотела кое в чем ему признаться. – У моего папы рак. А еще осенью я уеду в колледж.
– Ого. Паршиво. – Он посмотрел на меня, нахмурив брови, как Джеймс Дин.
– Ага, – я пожала плечами и попыталась улыбнуться. Зачем я сказала ему об этом? Зачем произнесла это вслух?
– А куда ты поедешь учиться? – спросил он.
– В Беркли. – Я хотела задать ему тот же вопрос, но подумала: а вдруг он вообще никуда не едет, и этот вопрос его поставит в неловкое положение.