12 смертей Грециона Психовского

Конечно, в таких кафешках работают и особые официанты — это люди всегда бывалые, повидавшие такое количество разных клиентов из разных стран, что удивляются уже редко чему. Внешне эти официанты ничем не отличаются от всех других, но внутри у них жужжит особое ядро, которое взращивается как раз-таки в таких кафешках. Эти люди готовы к любому развитию событий, они быстры, сообразительны ну, одним словом, просто особенны, и все тут.

У одного официанта глаза на лоб полезли, пока бедняга выслушивал профессора, но хотели рвануть куда выше — остановило их лишь то, что выше лба подниматься было некуда, законы физики не позволяли им взмыть под потолок и стать еще парой-тройкой спутников Юпитера. Первое легкое удивление внутри молодого человека, обслуживающего Психовского с Аполлонским, заскреблось еще когда Грецион снял верхнюю одежду — ладно, ничего особо удивительного в желтой футболке с гремлином, розовых брюках и зеленой толстовке на молнии не было, но как-то в сердце у официанта кольнуло. Потом профессор, кстати, избавился от теплой ушанки и сменил ее на желтую бейсболку, в которой так и остался сидеть.

А вот теперь официант принимал заказ, а глаза все норовили и норовили покинуть атмосферу на реактивной тяге.

— Я прошу прощения, но вы точно ничего не перепутали? Вы точно хотите, чтобы я принес вам зеленый чай с молоком и ликером?

— Вы спрашиваете уже второй раз, — непрозрачно намекнул Грецион. — Да, я хочу, чтобы вы сделали именно это.

— Может, все же лучше приготовить кофе? У нас очень большой выбор… — видимо, в этом оттиске реальности о чае матча слыхом не слыхали.

Психовский тяжело вздохнул.

— Ладно уж с вами, давайте тогда просто…

Федор Семеныч не дал ему договорить и, оторвавшись от уже второй сигареты, сказал:

— Не слушайте его, в этих делах он совершенно мягкотелый. Так что тащите то, что он просил, и нет, не предлагайте других вариантов. Все тут, он сам потом будет жалеть, что не настоял. Вот будь он каким-нибудь там Козерогом…

Когда нужна была тяжелая рука, Аполлонский становился настоящей дланью убеждения.

— И опять пошла морока про румынский Будапешт, — закатил глаза профессор.

Аполлонский вновь затянулся, пустив в воздух осьминожье щупальце дыма. Курящее божество — весьма интересный объект изучения для теологов. Если взять в расчет то, что художник пыхтел как паровоз, выкуривая на перерывах между парами со студентами в курилке больше, чем сами студенты вместе взятые — интерес к такому объекту возрастает еще больше. А когда лекции приходилось проводить онлайн, то Аполлонский вообще курил прямо на парах — просто выключал камеру, ссылаясь на технические проблемы, и сладко затягивался. А вот это уже тянуло на объект № 1 для теологического препарирования.

В общем, тот еще божок.

Официант немного подуспокоился, услышав привычные разговоры о Зодиака, а не чересчур причудливые причуды — об астрологии молодой человек слышал за каждым вторым столиком и пока еще не слетел с катушек.

Записав заказ художника, официант ушел. Аполлонский докурил сигарету, достал блокнот с карандашом и начал что-то усердно рисовать.

Вскоре заказ принесли: зеленый чай с ликером и молоком, здоровую чашку капучино и два огромных куска чизкейка, потому что оба университетских преподавателя были теми еще сладкоежками и взятки могли брать конфетами, если бы брали. Психовский накинулся на пирожное с проворством изголодавшегося Робинзона Крузо, а вот Федор Семеныч все рисовал и рисовал, притом — молча.

Грециона это напрягло примерно на том моменте, когда пирожное почти кончилось, и желудок позарился на нетронутый заказ художника.

— Может отвлечешься? — намекнул Психовский. — Ты что, увидел за соседним столиком дракона-комодо? Уже? Только попробуй при таком раскладе сказать, что мы не едем никуда…

— Увидел, — кинул Аполлонский. — Только не дракона-комодо, сам посмотри, через столик от тебя.

Грецион повернулся и увидел…

Ну, говоря откровенно, ничего особенного, тем более по сравнению с зеленым чаем с молоком и ликером. Там сидел не грифон и не дракон, а просто человек, но очень уж колоритный — настолько, что художественный взгляд Федора Семеныча мясным крюком прицепился к сидящему. Ну так вот, там потягивал, как Психовскому показалось, пиво, весьма упитанный мужчина, похожий на очень грозную скандинавскую бочку — от него так и веяло ни то духом викингов, ни то старых немецких баронов, закатывающих такие пирушки в замке, что фигура бочкой — самое безобидное из возможных последствий. Финальным штрихом стала густая рыжая борода, вьющиеся рыжие волосы и роскошный, словно под старину, костюм.

— Ну прямо вылитый барон, — Грецион повернулся обратно. Незнакомец мог это и услышать, но профессору было как-то без разницы, пусть слушает на здоровье.

— Вот именно! И ты еще удивляешься, почему я на него отвлекся, — Аполлонский наконец-то сделал глоток кофе, обильно присыпав сахаром.