127 часов. Между молотом и наковальней

Под гнетом неминуемой кончины я решаю перейти к логическому продолжению ситуации и определить судьбу моих вещей. Получается мрачновато, но мне кажется уместным дать совет семье о том, что делать с моим имуществом. Записываю краткую версию завещания:

— Что касается логистики, хочу сказать, что у меня есть страховка «Американ экспресс», которая должна покрыть расходы на вывоз меня отсюда, когда это все случится. Баланс банковского счета должен покрыть задолженности по кредитной карте. Мама, папа, вы должны будете продать мой дом. Насчет вещей… Не знаю, захочет ли Соня пользоваться моими компьютером и видеокамерой… Там есть фотографии на карте памяти у меня в кармане и в самой камере. Пусть Чип из Нью-Мексико заберет мои диски. Все мое барахло для походов, Соня, если вдруг тебе что-то подойдет и что-то понадобится, — все это ты можешь взять себе и использовать как захочешь.

Чуть не плача, я заканчиваю говорить. Останавливаю запись, складываю экранчик, убираю камеру в рюкзак. Левой рукой хватаюсь за голову и удрученно качаю ею, всхлипываю, вытираю ладонью нос и рот. Пальцы скользят по ресницам, по растительности под носом, по переносице.

Полчаса спустя, около 15:35, я снова испытываю желание помочиться. Интересно, как такое возможно — за сегодняшний день я уже второй раз хочу писать, и это притом, что мой организм обезвожен. Что происходит?

Сбереги мочу, Арон. Мочись в свой кэмелбэк. Тебе все это может понадобиться.

Повинуясь внутреннему голосу, я переношу содержимое мочевого пузыря в пустой резервуар от кэмелбэка. Я сохраняю оранжево-коричневую жидкость на тот неаппетитный, но неизбежный случай, когда это будет единственная жидкость в моем распоряжении. Запоздало понимаю, что должен был сохранить и ту, первую партию. Она была намного прозрачнее этой и пахла не так противно. Я спрашиваю сам себя, должен ли ее пить, но откладываю решение на потом.

Я вытаскиваю фотоаппарат — в первый раз за все это время — и снимаю все подряд: крупный план моей руки, исчезающей в скале; мой полиспаст во всех подробностях; два автопортрета — на одном я смотрю в каньон, второй снят сверху, от левого плеча, чтобы был виден мой валун. Рассматривая результат, я листаю и те фото, что были сделаны в первые два дня каникул. Тут и гора Соприс, и окрестности Моаба, и Кристи с Меган в верхней части каньона Блю-Джон. Ангелы.

ГЛАВА 8 Я еду в Юту

Говорят, мы ищем смысл жизни. Думаю, что это не совсем так. Я думаю, предмет наших поисков — практический опыт выживания, поэтому наша жизнь в исключительно физическом понимании — это наши сегодняшние реалии нашего бытия. Поэтому наши ощущения — это и есть наша жизнь.

Джозеф Кэмпбелл. Сила Мифа

Зимой 2003 года я был сосредоточен на девяти четырнадцатитысячниках; поднимаясь на них, я неделю за неделей переключал свою энергию на новый маршрут, на очередную манящую вершину. Эти восхождения были ценны сами по себе, но также они на протяжении всей зимы обеспечивали мне непрерывный тренировочный цикл, так что к трудному походу на Денали я имел хорошую физическую форму. В экспедиции 2002 года с командой «Бродячие псы» я понял, что для успешного подъема на гору высотой 6200 метров, тем более для попытки скоростного — в течение суток — соло, да еще и со спуском на лыжах, от меня потребуется все, что я могу. Когда зимний сезон был официально закрыт, я подвел черту под очередной серией потрясающих зимних соло на четырнадцатитысячники и занялся лыжными походами.

С Риком Инманом, другом и коллегой из «Ют маунтинир», я катался на лыжах с горы Соприс рядом с Карбондейлом в Колорадо. Это оказалось важным для меня: я возвратил утраченную было уверенность в том, что могу правильно оценить лавинную опасность. Был спокойный день, мы скатывались с невысоких склонов над озерами Томас, избегая крутых и жестких ледяных участков. И я порадовался, что избавился от тяги кататься непременно по целине, которая привела к таким опасным последствиям на Резолюшн всего месяц назад.