Ночью ярче звезд на небе горели иллюминаторы на бортах гигантского плавучего города. Грохот работающей машины был совершенно невыносимый — словно мимо маршировала миллионная армия в тяжелых стальных доспехах.
Целый день я тщетно пытался разглядеть, что происходит на палубе, но она располагалась на такой высоте, что мне снизу ровным счетом ничего не было видно. То и дело, правда, какие-то существа свешивались за борт, чтобы выплеснуть в море помои, и тогда я устраивал для них целый спектакль: кричал, свистел, улюлюкал, подпрыгивал на плоту, размахивая пальмовым листом, только толку от всего этого было ровно столько, сколько от устрашающих маневров карликовых пиратов.
То есть нельзя сказать, чтобы толку не было вовсе. Несколько раз меня чуть не засосало под лопасти гигантского винта, а рядом с плотом сновали целые стаи голодных акул, собравшихся вокруг корабля и беспрерывно устраивавших свару из-за летевших за борт объедков. По скользким акульим спинам легко можно было бы добраться до самого борта, настолько кишело ими все вокруг.
Голос звучал необычно, словно шел из другого мира от существа, лишенного плоти.
О, с каким удовольствием последовал бы я этому совету! Это теперь я знаю, насколько мне повезло, что вода между плотом и кораблем бурлила от плавников кровожадных акул, но тогда обстоятельство это буквально рвало на куски мою молодую душу; полными слез глазами я смотрел вслед уплывающему кораблю.
В конце концов «Молох» скрылся из виду. Но небо еще долго чернело на горизонте, словно там собиралась гроза.
Голос в голове становился все тише и тоньше.
Потом они вовсе исчезли: корабль, а вместе с ним и голос. От этого мне стало совсем грустно. Я был уверен, что больше никогда, никогда его не увижу. Откуда мне было знать, что «Молоху» еще предстояло сыграть в моей жизни отнюдь не последнюю роль.
На протяжении последующих дней океан снова умиротворенно поблескивал серебром, лишь изредка на горизонте проплывало безобидное белое облачко. С тех пор как я повстречал «Молох», мною всецело завладело отвращение к собственному плавательному средству. Неудивительно, ведь более разительную разницу между кораблем и жалким плотом трудно было себе вообразить.
Я как раз размышлял о возможности броситься в воду и вплавь добраться до ближайшей земли, когда рядом со мной отчетливо прозвучали два голоса.
— Да, да, именно так все и было, — говорил один.
— Ничего подобного! — отвечал другой.
Я обалдело заозирался по сторонам. Никого.
— Говорю тебе! — не унимался первый.
— Можешь говорить сколько хочешь! Мне все равно! — отвечал другой.
Я даже приподнялся на цыпочки. Никого. Ни единой живой души на мили вокруг, только волны.
— А я тебе говорю! Вот послушай!
Неужели я начал сходить с ума? А что, однообразие водной пустыни сводило с ума не одного отважного моряка. Вокруг были только волны: маленькие и чуть побольше, да еще две довольно крупные, движущиеся как раз к моему плоту. Чем ближе они подплывали, тем отчетливее становились голоса.
— Не болтай! Если кто и знает, как было дело, так это я!
Так и есть. Это волны. И они спорили между собой.