13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

В то время мне частенько доводилось бывать свидетелем подобных стычек и бурных перепалок между карликовыми пиратами. Справедливости ради надо сказать, этот залихватский разгул фантазии, от души приправленный самыми смачными подробностями, производил на меня очень сильное впечатление. Тогда я впервые узнал, что умело поданная ложь нередко бывает куда интереснее всякой правды. Это все равно что получить в подарок дешевый леденец в яркой, блестящей обертке.

Скука, хвастовство и пиратские песни. Для карликовых пиратов не было в жизни ничего страшнее скуки. Стоило только кому-нибудь из них заскучать, и он начинал так убиваться, что невозможно было смотреть на беднягу без слез. Он вздыхал и стонал, грозил небу крохотной ручкой с крюком на конце, в сердцах хватал себя за волосы, а порой даже рвал на себе одежду, что еще больше усугубляло его скорбь, поскольку он тут же принимался рыдать над останками своего гардероба, проклиная злую судьбу, которая немилосердно посылает на его бедную голову жесточайшие невзгоды и испытания. А так как скука нередкая гостья на борту любого корабля в открытом море, то и уныние царило среди карликовых пиратов почти постоянно. Вздохи и стенания прекращались только тогда, когда малыши начинали хвастаться друг перед другом своими подвигами. Когда же им надоедало и это, они принимались горланить пиратские песни. Вот в какой атмосфере прошло мое детство.

Постепенно я сделался для карликовых пиратов смыслом их незатейливой жизни. Те пять лет, что я провел у них, все на корабле вертелось вокруг меня. Казалось, мое появление наконец-то наполнило абсурдную жизнь этих отчаянных малышей разумным содержанием. Они трогательно старались научить меня всему тому, что знали сами: как стать настоящим пиратом и что для этого нужно делать. Целыми днями мы разучивали пиратские песни, напичканные самыми непристойными ругательствами, тренировались поднимать черный флаг с изображением черепа и перекрещенных костей и изготавливать карты с указанием местонахождения сокровищ. Однажды они ради меня даже попытались захватить корабль, который был по меньшей мере раз в сто больше их собственного. В этот день мне суждено было познать горечь неудачи и разочарование поражения.

Морское дело. Кроме того, я познал и другие тонкости корабельного дела — например, как поднимать якорь, конопатить щели или ставить паруса, только всему этому меня никто не учил, я просто наблюдал за пиратами и время от времени им помогал.

А началось мое обучение корабельному делу с мытья палубы, то есть с задачи, требующей особого понимания и большой сноровки. Попробуй-ка надраить палубу так, чтобы она сверкала на солнышке, чтобы на дереве не осталось ни одной вредной бактерии, и все же не слишком гладко, потому что доски не должны скользить под ногами (учитывая, что карликовые пираты передвигались по кораблю на узеньких деревянных протезах, для них это было как нельзя более актуально). Мыльная пена с добавлением морского песка — вот лучшее средство для того, чтобы драить дощатую палубу: мыло — для безупречной чистоты, песок — для усиления силы трения. Но кроме мытья палубы я научился еще ходить под парусом при сильном ветре, дрейфовать при полном штиле, использовать попутный бриз, выполнять поворот фордевинд, быстро менять курс в открытом море и, наконец, совершать аварийное торможение (трюк, которым владеют одни лишь карликовые пираты; а используется он для того, чтобы нечаянно не налететь в открытом море на какую-нибудь гигантскую рыбину — то есть любую рыбу размером больше селедки).

Узлы. Еще одна важная вещь в жизни любого морского волка — морские узлы. Только не те узлы, которыми измеряют скорость корабля, потому что она измеряется тоже в узлах, нет, я имею в виду те разнообразные способы, которыми скрепляют друг с другом корабельные снасти. Всего я выучил 723 таких способа и любой из них могу повторить даже сейчас с закрытыми глазами. Я умею (естественно!) вязать обычный морской узел, а кроме того, еще двойную пиратскую удавку, «галерный галстук», «абордажную кноту», «улыбку химериады» и, наконец, двойной гордиев узел. Крученые канаты я связывал ничуть не хуже, чем плетеные тросы, я мог связать толстенный манильский шпагат с тонюсенькой пеньковой веревкой; да что там говорить, попадись мне под руку два самых скользких и вертких угря, я связал бы их так, что они до конца дней своих не смогли бы разъединиться. На корабле я стал чем-то вроде главного специалиста по узлам; если кому-то нужно было что-то связать, он обращался ко мне. Я мог связать узлом что угодно, даже рыбу, а в случае экстренной необходимости и сам узел.