13

Финчер обернулся и посмотрел на детектива.

– Сколько вы уже находитесь в этой больнице?

– Два года.

– И сколько вам лет?

– Двадцать, – он натянуто улыбнулся и покинул кабинет.

Слова Майка заставили Адама напрячься и задуматься: «Чем их здесь таким пичкают, что в двадцать лет парень выглядит едва ли не на сорок?»

Через пять минут вернулся Брайт.

– И как?

Адам пожал плечами.

– Надо допросить всех, чтобы сделать выводы. Мы ведь пока даже не знаем, что именно там произошло. Помещение то начали уже обследовать, осматривать?

– Криминалисты взяли на пробу кровь. Это пока все.

– Чем поможет анализ крови в нашем случае?

– А может они находились под действием каких-то препаратов, наркотиков?

Адам опустил взгляд и встал со стула, после придвинув его к столу.

– Продолжишь допрашивать?

– Нет. Я, пожалуй, сначала хоть что-то съем.

– А, ну тогда, может, перекусим вместе? Тут неподалеку есть одна забегаловка. Вариантов других нет.

– А здесь разве нет чего-то вроде кафетерия?

– Знаешь, – понизив голос, произнес Ивен, – я бы не рискнул здесь что-нибудь съесть.

Вздохнув, Дженсен кивнул, почесав немного отросшую бороду: «Я тебя понял».

V

Через пару часов, вернувшись к работе, Адам начал вызывать по очереди пятерых оставшихся. Он все так же хотел допросить пациентов – они многое могли рассказать, в том числе и о том, о чем лечащий врач мог умолчать. Но рассказы пациентов становились все страннее и нелогичнее, что противилось Адаму – это был совершенно не его подход.

Так одна тридцатилетняя пациентка по имени Хелена Кастром – женщина, фигура которой скорее походила на высохший скелет с копной черных, как смола, волос на голове – показала свой отрубленный палец на левой руке – мизинец. Она рассказала историю о том, как, переместившись из психиатрической больницы, где она провела свои последние пять лет, оказалась в другом месте. Кто-то требовал, чтобы женщина отрубила себе палец, иначе его отрежут ее ребенку – маленькой и безобидной Стейси, которую она так же не видела уже пять лет. Адам отметил, что повреждения и травмы получили только двое из пятерых – Майк и Хелена. На остальных не было и царапинки.

«Единственное, что могло с ними там произойти – гипнотическое состояние, в которое, по всей видимости, ввел пациентов врач. И если врач будет отмахиваться от обвинений, говоря, что он так же «переместился» куда-то, то это может быть поводом для обвинения и уличения во лжи» – думал Адам. «Но как, находясь в помещении без ничего – не считая, разве что, нескольких файлов у врача – Майк прошелся лезвием по ноге, а Хелена – отрезала себе палец?»

К тому же за эти два часа при обыске того помещения ничего найдено не было: ни в вентиляции, ни каких-либо следов других людей и даже криминалисты так и не поняли, что произошло. Установить причины смерти семерых погибших было попросту невозможно: по нескольким костям (да и те были не у каждого) ничего сказать или хотя бы предположить было нельзя, да и нечего.

Выслушав всех пациентов и поняв, что у каждого буквально разная точка зрения, пытаться сопоставить информацию и доводить все до логичности Дженсен не перестал – это только подогрело его интерес.

Оставалось только заставить врача сказать правду. Адам был уверен: это ее рук дело, ведь терапия была экспериментальной, ответственность нес врач – пациенты лишь дали согласие на ее проведение. Но семь из них мертвы и большая часть их останков неизвестно где – обвинить можно запросто, нужно только знать, куда надавить.

И теперь, когда лечащего врача Айрис Мэлроу ведут сюда, к нему, Адам, наконец, задаст ей вопросы.

«Во всяком случае, подложить нож, как улику, оставив на нем отпечатки ее пальцев и закрыв дело так же быстро, как оно началось, все еще представляется возможным» – пролетела в голове мысль.

Эфемерность: падение

I

Мужчина открыл глаза, уже сидя в самолете. Не сразу поняв, где он находится, панически замотал головой, осматривая всех вокруг себя. Свет замигал. Пассажиры оглянулись, через несколько секунд наступило молчание. Потом тряхануло. Затем еще раз, и две стюардессы, не удержавшись, упали. Поднос, который держала одна из них, со звоном и треском упал – на нем были тарелки.

Эрл посмотрел в иллюминатор: на фоне черноты, в которой они летели, было что-то еще. Постаравшись разглядеть, он приблизился к иллюминатору ближе, уткнувшись в стекло лицом. Ничего не было различимо, и он бросил попытки рассмотреть то, что было по ту сторону.

Внезапно стюардессы кинулись в направлении двери, за которой должны были быть пилоты. Самолет тряхнуло еще несколько раз – тишину и молчание нарушить не смел никто. И началось пиликанье. В следующую секунду перед лицом Эрла показалась кислородная маска. Начинало трясти все больше и больше.

Краем глаза Эрл заметил огонек в иллюминаторе, но это был вовсе не огонек – горел двигатель. Началась паника: кто-то, кто сидел за Эрлом, начал истошно рыдать навзрыд. Некоторые кричали и вопили, прижимая детей ближе к себе.