13 черных кошек и другие истории

Два рыболова, два вруна,
Сидели над рекой.
Один из них поймал вьюна,
Пескарика — другой.
Куст рыболовов разделял
Развесистый, густой,
И первый врун не увидал,
Кого поймал другой.
Второй не разглядел никак,
Кого сосед тащил,
И крикнул: — У меня — судак!
Почти что крокодил!
Тут первый, друга похваля,
Ответил: — Ты силен!
А я заудил голавля!
С бревно, пожалуй, он!
— Дай погляжу! — сказал один.
Другой сказал: — Не смей!
Ко мне сейчас не подходи,
Спугнешь всех голавлей!
Давай-ка лучше погощу
Я у тебя, сосед…
Ответил первый: — Не пущу!
Где шум, там клева нет…
Закат бледнел и затухал
Над лесом за рекой.
— Пора идти! — один сказал.
— Пойдем, — сказал другой.
Своих уловов не тая,
Пошли вруны домой…

Шел по тропинке первым — я,

За мной — братишка мой.

А. Граевский Разжалованный комендант Рассказ

1

Поселок, где жил Миша Буторин, назывался по-старому Косая Слободка или Балашиха.

Хорошо здесь летом. На тихих, заросших травой улицах можно целый день играть в городки, лапту или «гонять чижа». Приятно сбежать по крутому склону и нырнуть в Балашиху, которую, сказать по правде, местами и курица вброд перейдет.

А то, стащив у матери бельевую корзину, ловить в прибрежной траве вьюнов — рыбешек величиной с мизинец.

Но все-таки для ребятишек Косой Слободки любимое время года— зима. Мишка Буторин так и говорил: «Если бы еще в школу не ходить, вовсе было бы хорошо».

Летом он часто забирался на самую высокую гору за Балашихой и подолгу смотрел на город. Там по прямым шумным улицам бежали трамваи и автомобили. И стоило только взглянуть на эту картину, прищурив глаза, как казалось, что пошел снег. Он укрывал улицы и горы, Балашиху и все падал, падал… Тогда Мишка переводил взгляд вправо, на синеватые стальные фермы нового трамплина. С этого гиганта можно прыгнуть чуть ли не на семьдесят метров. Мальчик ощутимо представлял себе, как запоет в ушах ветер, если скатиться с крутой эстакады.

Мишка отправлялся к трамплину, ощупывал бетонный фундамент, нагретые солнцем фермы. После каждой такой прогулки приходил домой задумчивым…

Уже в середине ноября, когда склоны гор покрывались первым снегом, долина Балашихи оживала. Это место издавна считалось одним из лучших в стране для тренировок горнолыжников. На склонах возникали трассы слалома. У большого металлического трамплина карабкались по горе люди в ярких свитерах с широкими лыжами на плечах. Среди них было немало известных мастеров спорта, чьи фотографии всю зиму не сходили со страниц газет и журналов.

Вслед за мастерами ребята бесстрашно скатывались с гор, прыгали с самодельных снежных трамплинов. И давно среди лихого мальчишеского племени шел спор, кто прыгнет с большого трамплина.

Многие, не задумываясь, сделали бы это, но всех поднимающихся по лестницам наверх осматривал на редкость бдительный сторож, которого почему-то прозвали дедом Мазаем. Мальчишек, пытавшихся забраться на трамплин хотя бы без лыж, Мазай бесцеремонно ловил за ногу загнутым концом своей палки.

И все же Мишке удалось однажды перехитрить деда Мазая. Улучив момент, когда старик, закрывшись от ветра полой тулупа, прикуривал, он незаметно юркнул на вторую площадку. Но Мазай поднял крик, и мальчик, оставив лыжи на площадке, без возражений спустился обратно. Удивленный таким послушанием дед только слегка пожурил его.

— Ну куда, сорвиголова, лезешь? Ведь шею свернешь.

— Я только посмотреть оттуда хочу, дедушка. Разрешите, пожалуйста.

— А ты летом залезь и посмотри, — насмешливо посоветовал Мазай.

— Да я на прыжок хочу сверху посмотреть. Уж вы будьте добры.

Вежливость Мишки произвела впечатление, и Мазай сдался:

— Вот будет народу поменьше, пущу.

Не помня себя от радости, Мишка нагнул голову, чтобы скрыть лукавые искорки, замелькавшие в глазах, и терпеливо ждал почти час. Наконец Мазай крикнул:

— Ну, лезь скорей, а то всю душу вымотал. Стоишь и стоишь. Только помни: первый и последний…

Но Мишка уже не слышал этих слов. Он, подхватив лыжи, взлетел до третьей площадки, прокрался на самый верх и притаился у барьера.