13-й Император. «Мятеж не может кончиться удачей»

  - К несчастью, покушение было отчасти успешным, - тяжело, с болью в голосе продолжал генерал-майор. - Заговорщиками был умерщвлен новорожденный сын Государя и наследник престола Российского, Императрица ранена. Император жив, и ныне находится у постели супруги неотлучно.

  Ровные шеренги выстроенных на плацу казаков едва уловимо заколебались. На лицах донцов проступили самые разные чувства: горе, сочувствие, скорбь, растерянность. Слишком уж чудовищной была весть, озвученная им. Между тем, командир продолжал:

  - Послушайте меня, братья, - повысив голос, обратился он к казакам, чтобы снова завоевать их внимание. - Сказал я вам еще не все. Сие бесчестное злодеяние было совершено мятежными поляками.

  Полк зашумел. Позабыв про наставления и уставы, донцы оглядывались друг на друга. Послышались гневные выкрики. У многих казаков руки непроизвольно легли на сабли, в глазах появилась не предвещавшая полякам ничего хорошего злость.

  - Я разделяю вместе с вами эту горестную весть, - отстранив Шамшева, и перекрикивая, быстро смолкающий гул, начал свою речь Муравьев. - Но мы не должны дать горю и гневу поглотить нас. Я знаю как тяжело, обуздать праведные чувства, но ныне это необходимо. Вам предстоит самое тяжкое из дел, имеющихся у меня. Не буду скрывать, новость дошедшая до вас, уже гуляет по Привисленскому Краю. Мне доложили, что в городе уже начались гулянья и празднования в честь сей скорбной для нас вести. Да, именно празднования! - громко крикнул он разразившемуся возмущенными криками полку. - И мы с вами должны усмирить тех, кто злобное убийство, совершаемое в ночи над невинным младенцем, считает добрым делом, достойным восхваления! - Покраснев от натуги, перекрикивал разошедшихся донцов Муравьев. - Мы не должны уподобиться диким зверям рвущих когтями всех без разбору. Мы не должны карать невинных и рубить с плеча. Вы воины! И поэтому мы первыми пришли к вам. Воин не сражается с детьми, не поднимет руку на женщину, защитит невиновного. Помните об этом, когда выйдете за стены крепости! По коням, братцы! С нами Бог!

  - С нами Бог! - оглушительно рявкнули в ответ казаки, получив долгожданный приказ, и, с ожесточенной решимостью, ринулись к конюшне.

  Этот день в Варшаве запомнили как День Гнева. Именно так, с большой буквы. Все вышедшие праздновать 'смерть москальского ублюдка' безжалостно избивались и рассеивались. Казаки без устали хлестали нагайками по озверевшей от ненависти и ужаса толпе, оставляя на лицах и спинах кровавые шрамы. На один выстрел из толпы донцы отвечали десятками. Когда на улицах никого не осталось, конные патрули бросились на поиски любых признаков гуляний и торжеств. Заслышав льющиеся из окон песни или смех, врывались в дома, выводили жителей на улицу и публично пороли, а то и вовсе пускали красного петуха.

  В ответ на жестокость казаков то здесь, то там начали стихийно организовываться засады и уличные баррикады. В военных стреляли из окон, те стреляли в ответ, редко рискуя, впрочем, врываться внутрь, предпочитая более эффективный поджог. Польские толпы врывались в дома русских, все еще проживающих в Варшаве, и забивали их дубинками, кольями, и еще долго после смерти топча уже бездыханные трупы ногами, превращая людские тела в кровавое месиво.

  Карусель взаимного насилия продолжалась еще несколько дней, пока, наконец, русская власть, в лице Муравьева, не восстановила полный контроль над городом. Число убитых шло на сотни, раненых же и вовсе никто не считал. Выгорали целые кварталы, а трясущиеся от страха горожане толпами покидали город. С тех пор польские выступления в столице края были исключительной редкостью.

  Вот и сейчас, казачий патруль мирно заканчивал своё дежурство, цокая копытами коней сворачивая на соседнюю улицу. Лишь ведущий патруля, казачьего лейб-гвардии полка корнет Митрофан Греков, то и дело подергивал плечами, спиной чувствуя чужой и явно недобрый взгляд.

* * *

   Едва русские конники свернули за угол, портьера на окне верхнего этажа желтого трехэтажного дома, мимо которого они только что проехали, опустилась. Наблюдающий до последнего за прошедшим патрулем смуглый, с роскошными, чуть рыжеватыми усами, поляк, повернулся к присутствующим в комнате и хмуро сообщил остальным собравшимся: - Уехали! Обычный патруль, десять конников и хорунжий. Но находиться здесь опасно, уходить надо из города как можно быстрее.