13-й отдел НКВД. Книга 2

Однако, узнать степень крепости своего духа мне не пришлось. К счастью, наверное. Не знаю, как потом жить в случае, если этой крепостью и не пахло бы.

Дверь помещения, где мы находились, а это была какая-то комната с голыми стенами и полом, застланным соломой, распахнулась, чуть не слетев с петель, а затем наша компания стала больше на одного человека.

— Генрих Эдуардович… Вот это внезапный поворот, — не удержался, высказался вслух. Потому как реально офигел от того, что это и вправду был Мацкевич собственной персоной. Увидеть его я ожидал в самую последнюю очередь.

Тот же, пробежав по мне жадным, оценивающим взглядом, похоже, примерялся, как сильно покалечили Иваныча, сразу метнулся к Фрицу и быстро залопотал что-то на немецком языке. Мой здоровый относительно вид, не смотря на синяки и сломанную челюсть, Генриха явно успокоил.

Фашисту, в свою очередь, вторжение явно не пришлось по душе. Он отрывисто гавкнул несколько фраз, однако, Мацкевич настаивал на своем, повторяя одно и тоже, как попугай.

Переводчица пару раз посмотрела в мою сторону с выражением крайнего удивления на лице, будто не верила, что речь идёт обо мне. Интересно, чего они там обсуждают, сволочи?

Появление Генриха вело к разным последствиям. С одной стороны, может, он прибежал лично участвовать в пытках. Все же мы с ним, мягко говоря, совсем не друзья. Вдруг мужик решил отыграться за свой детский сон и разбитые надежды, когда бабуля вытащила Иваныча у него из-под носа. С другой стороны, с данным индивидом мы виделись полгода назад при определенных обстоятельствах. Интересовала его книга. И ведь он не знает, что та уже давно у чекистов. Это огромный плюс. Если Мацкевич надеется все-таки заполучить желаемое, вполне может посодействовать моему, хотя бы временному, благополучию.

Как бы то ни было, эта троица, Фриц, красотка Марта и психованный Генрих Эдуардович, который, кстати, стал выглядеть ещё более странно, сильно напоминая сумасшедшего ученого, волосы дыбом, глаза навыкате, очень активно препирались друг с другом минут пять. Потом Мацкевич потряс пальцем перед лицом обер-фельдфебеля и выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Не понял? Все? Чуда не будет?

Однако, фашист больше не рвался в бой со своими маниакальными желаниями. Наоборот, он принялся расхаживать по комнате, словно выжидая чего-то. Периодически останавливался, смотрел на меня, бормотал по немецки себе под нос, а затем снова принимался мерить шагами комнату.

— Марта, душа моя, можно немного конкретики? Вопросы откладываются? — конечно, я был исключительно рад паузе, но не совсем понял, куда ускакал Генрих Эдуардович.

— Интересный ты человек, Иван, — красотка даже тон немного сменила на более приятный. — Вроде бы молодой парень, чекист, а ведёшь себя как-то странно. Будто и лет тебе больше, и в голове совсем не то, что у твоих товарищей.

— Много видела их? — конечно, я понимал, о чем говорит дамочка, но не было ни сил, ни желания разыгрывать из себя коммуниста, который мыслит только о партии и советском народе. Что там ей кажется или мерещится, сейчас волновало мало. К тому же, состояние было удручающее. Голова вот-вот рассыпется на части, предварительно потеряв челюсть, которая вполне способна просто отвалиться.

— Достаточно насмотрелась. Ты не похож ни на кого. И это вызывает у меня ряд сомнений.

— Бывает. Я — особенный.

— Заметила. Раз уж ты внезапно оказался нужен генерал-фельдмаршалу. Интересно, зачем?

— Ну, это лучше тебе у него спросить, — очень интересно. Речь идёт о генерале. Не тот ли это самый фон Бок.

Дверь снова отворилась и в комнату решительно вошёл Мацкевич. В руке у него была бумага, которую он чуть ли не сунул под нос фрицу. Тот ее внимательно изучил, раздражённо прищелкнул языком, а потом подошёл ко мне и принялся развязывать руки.

Я тут же заткнулся. Совершать столь благое дело не мешал.

Фриц снял верёвку, раздражённо откинул ее в сторону, посмотрел на меня, а потом что-то отрывисто сказал на своем родном языке. Что-то сильно смахивающее на мат, и покинул комнату.

— Есть у меня предчувствие, мы не прощаемся. Иван, — Марта произнесла мое имя с каким-то многозначительным ударением. Оно ей будто ужасно нравилось, именно по ощущениям на языке.

— Возможно. Надеюсь, следующая встреча произойдет при гораздо более приятных обстоятельствах, — в свете изменившейся ситуации можно побыть даже милым парнем.

Красотка покачала головой с улыбкой, не знаю уж, что она имела ввиду и чему тут можно радоваться, а потом вышла вслед за удалившиеся немцем.

— Так… что дальше? — Мы остались вдвоем с Мацкевичем, соответственно, кроме него мне больше и спросить-то некого.

— Идём, — Генрих Эдуардович направился было к двери, но я, поднявшись со стула, крякнул, а потом плюхнулся обратно. Ноги затекли, да и общее состояние оставляло желать лучшего.