13-й отдел НКВД. Книга 2

Майор, конечно, в любом случае знает, где мы находимся и чем занимаемся. Но для Генриха все должно быть правдоподобно. Поэтому пусть думает, будто ещё надо обыграть наше возвращение. Не скажешь же ему, что нас и так ждут на Лубянке. Оптимальный вариант — версия, будто мы случайно выжившие и сбежавшие из Калинина граждане. Только не представляю, как Генриху Эдуардовичу объяснить, зачем Наталья Никаноровна и Лизонька поперлись обратно. По легенде они так рвались к немцам, что чуть меня не угробили, ради автомобиля и возможности попасть за линию боёв. Представляю реакцию Мацкевича, когда они с чемоданом отправятся обратно. Типа, передумали, что ли? Погостили, хватит? Хотя, зная бабку-демона, не сомневаюсь, она что-то придумает. В любом случае, важнее было им оказаться рядом с фон Боком, и чтоб при этом, меня вытащил из рук немцев Генрих Эдуардович. Между прочим, Наталья Никаноровна так ведь и предрекала. Что недолго мне рисковать здоровьем. Потом они, немцы, будут пылинки сдувать. Может, конечно, и не сдували, но тем не менее, два дня я провел, как в санатории. Отдых, еда, покой.

Кстати, по поводу фон Бока. Как раз на второй день выяснилось, что он очень желает меня видеть. О чем, собственно говоря, сам Мацкевич сообщил нам с Натальей Никаноровной. Причем Генриху это очевидно сильно не нравилось. Он кривился, как от зубной боли, вздыхал и всячески демонстрировал недовольство из-за того, что мне придется идти на встречу с генералом.

— Он хочет говорить о книге, — Мацкевич даже эту фразу произнес, будто килограмм лимонов пережевывал. — Конечно, мне пришлось сказать ему, кто ты такой, дабы тебя оставили в покое. И чем ты интересен для самих немцев тоже пришлось сказать. Им книга позарез нужна.

— Я так понимаю Вы, Генрих Эдуардович, обещались упомянутую Вами книжонку отдать немцам? — бабуля была счастлива и радостна без особой на то причины, чем изрядно Мацкевича нервировала. Он не привык к общению с этой особой, помня ее, похоже, по далёкому дореволюционному времени.

Генрих Эдуардович молча сверкнул в сторону Никаноровны своим безумным взглядом.

— Ну, я так и думала. Вы явились сюда, зная, что как только имя сообщат Геббельсу, поступит приказ беречь Вас как зеницу ока. Из рассчёта на ту самую вещь, которую теперь может добыть только Иваныч. Соответственно, и фон Боку вы поведали, что этот парень, которого мы с Лизкой доставили, несмотря на форму и принадлежность НКВД, крайне нужный для Вермахта человек. Логично, генерал хочет пообщаться с ним лично. Что вас удивляет в его желании? Ну, хорошо. Надо так надо.

— Откуда знаете про интерес Геббельса? — Мацкевич сразу напрягся.

— Генрих, умоляю. Вспомните, при каких обстоятельствах ваши маменька с папенькой стали вхожи в круг моей семьи. Уж что-то, а Ваше прошлое посмотрела. Сами знаете, могу. Лагерь, конечно, не способствовал саморазвитию, но прошлые-то навыки остались.

— Ну, да… Вы можете, — Генрих сразу успокоился. Видимо, в его воспоминаниях на самом деле присутствовала та самая Долгорукова, с подачи которой он сам занялся мистикой. В конце концов, именно княгиня подтолкнула Мацкевича к книге. По сути ведь так.

— Я потому, когда Вас увидел здесь, выбирающейся из этого автомобиля, сразу узнал. Несмотря на столько минувших лет и на то, что сейчас Вы, конечно, выглядите иначе.

Бабуля мило улыбнулась в ответ на слова Генриха. Она, кстати, вообще совершенно не парилась по поводу предстоящей встречи. А я, честно говоря, был доволен тем, что смогу выбраться, наконец, из этой постели и этого дома. Даже пусть и к немецкому генералу. Хотя бы пройдусь, огляжусь, прикину ситуацию. Нужно понимать, что, где и по чем. Да и Лизоньку хотелось все-таки разыскать. Второй день я нахожусь в этом доме, а ее не видно. Что она, круглосуточно с фон Боком?

Поэтому, когда бабуля заявила, мол, нужно пообедать, прежде чем состоится столь важная беседа, с энтузиазмом покинул постель, оделся в чистую рубаху со штанами, которые аккуратно сложенные лежали рядом на стуле, и под бдительным контролем Мацкевича пошел в столовую, где бабуля накрыла стол. Кстати, очень неплохо накрыла. Хлеб, горячий суп, скорее всего, судя по запаху, на курином бульоне, масло, кусочки копчёного мяса. Похоже, немцы дорожили представителями княжеской фамилии, переживая за их рацион. То-то бабка-демон цветет, аки роза в саду.

Не успели закончить с едой, при этом, Наталья Никаноровна уплетала бодро, за обе щеки, я вообще заметил, с едой у нее были особые, очень близкие отношения, на пороге комнаты появился немецкий солдат. Мацкевич при взгляде на фрица совсем загрустил. Он и до этого-то был невесел. Тоскливо грыз кусочек хлеба, на остальные вкусности даже не глядел. А тут совсем потемнел лицом. Однако, после того, как вошедший немец прогавкал несколько фраз, и Генрих Эдуардович перевел, что нас ждёт генерал, соответственно, надо бы поторопится, он поднялся из-за стола, планируя меня сопровождать. Ему сильно не хотелось, чтоб я шел к фон Боку, но отпускать меня одного, очевидно, не хотелось ещё больше.