13 историй из жизни Конькова (сборник)

Я хотел сразу покормить их бутербродами, которые дала мне мама.

Но Пятачок сказал, что для них нужно конопляное семя, он даст мне дома целую горсть.

Мы съели бутерброды. Солнце светило ярко, снег хрустел под ногами, клетка качалась у меня на руке. Не хотелось лезть в переполненный трамвай, и мы пошли пешком.

Я шел и все время представлял, как удивится мама. А Пятачок, кажется, вовсе забыл про синиц. Он опять расспрашивал меня про свой любимый «Конструктор» и сказал, что уже придумал, как сделать из него для синиц дом в десять раз лучше, чем магазинная клетка.

Так мы шли и мечтали и уже почти подошли к нашему дому, как вдруг услышали где-то за углом противную пьяную песню. И увидели, как поворачивают туда головы люди, и кто смеется, а кто ругается.

Я не люблю пьяных и немножко боюсь их. Но я тоже стал крутить головой, чтобы посмотреть, что происходит. А когда оглянулся, увидел белое-белое и все в красных пятнах лицо Пятачка.

Дядька в расстегнутом пальто и без шапки, неуверенно держась на ногах, то пел, то с нехорошими словами отталкивал женщину. А она шла еле-еле и вдруг вообще беспомощно прислонилась к какому-то забору, повернув в нашу сторону лицо. И я увидел, что это тетя Клава, Пятачкова мать.

Но она не глянула на Пятачка, а куда-то мимо, и глаза ее были страшные-страшные, потому что смотрели и как будто ничего не видели.

— Куда же смотрит милиция! — закричала какая-то женщина. — Напьются, как свиньи, а тут дети ходят!

Мне захотелось бегом убежать от всего этого. Но я не мог, потому что Пятачок весь сделался будто каменный.

Тут раздался гудок, и показалась милицейская машина.

Дядька бросил тетю Клаву и хотел убежать, но споткнулся и плюхнулся прямо в снежную жижу. И два милиционера стали его поднимать и сажать в машину, а потом направились к тете Клаве.

Но тут Пятачок вырвался от меня и кинулся им наперерез и загородил дорогу.

— У нее сердце, дяденька милиционер, у нее сердце!

— Много будет таких сердечников, — сказал молодой.

Но старый внимательно посмотрел на Пятачка, и милиционеры подняли тетю Клаву под мышки и повели, но не к своей машине, а к Пятачкову подъезду. И уже соседи стали собираться вокруг. Кто охал, кто ругался, а кто вслух жалел Пятачка.

А Пятачок прошел между ними всеми, крепко сжав белые губы, как будто не видел никого и не слышал.

И про меня он наверняка забыл.

Но у самой двери он вдруг обернулся и нашел меня глазами. И сказал, как будто очень взрослый человек маленькому мальчику:

— Ты не обижайся. Доиграем завтра.

Чарв Твепарет

Всю жизнь я мечтал совершить поступок. Не какой-нибудь там, конечно, трали-вали, а настоящий, в обстановке внезапной и сложной, про которые пишут: «Так поступают пионеры». Когда нет времени долго раздумывать и примериваться, а раз — и твоя сжатая в кулак воля в ту же секунду приходит на помощь пострадавшему.

Идешь, например, по улице и видишь: какой-то тетеньке в шляпе падает на голову отвалившийся карниз! Не теряя времени, смело бросаешься наперерез, отталкиваешь в последний миг несчастную гражданку. Шум, кутерьма, горячие слезы благодарности…

А ты, слегка побледневший от потери крови из раненого плеча, едва перетянув его куском рубашки, скромно и незаметно растворяешься в толпе.

Или вот тоже неплохо — утопающего спасти. Только где их взять, утопающих-то? Это только в книжках геройские случаи так и лезут сами на счастливчиков. А у нас все тихо-мирно.

…В тот день я вышел, как всегда утром, с авоськой и бутылками за хлебом и молоком, но не торопился шагать в магазин. Может, подойдет кто-нибудь из ребят, вместе веселее.

— Парень, а парень, — вдруг услышал я за своей спиной. — Ты не торопишься? Мог бы оказать мне услугу?

Сухощавый мужчина в сером костюме явно обращался ко мне.

— Вообще-то я по делам иду, — подчеркнул я на всякий случай. — А что?

— Я попросил бы тебя отнести по адресу письмо, — сказал незнакомец. — Можешь?

Я поглядел на конверт: дом наш, только подъезд другой.

Конверт по всем правилам оформленный. И марка есть, хорошая марка, из зоосерии. Зачем он только ее приклеил, раз письмо в ящик не бросает?

Я хотел было спросить об этом, но передумал. Торопится, да мало ли что. Мне не трудно отнести. И марку, наверное, можно будет у этого, как там на конверте, Тимофеева Сергея Павловича попросить. Отдать письмо и попросить.

Я взял конверт и пообещал сегодня же доставить письмо. Быстренько сходил в магазин и прямо с авоськой завернул к подъезду, где должен жить Тимофеев.

На звонок мой долго не открывали. «Наверное, тоже на работе», — решил я. На всякий случай легонько толкнул дверь. И она неожиданно открылась.

В прихожей было прохладно и тихо. И в квартире тоже совсем тихо.

Я несколько раз покашлял, желая вызвать хозяев. Но кашель получился несолидный, слабый. Горло подвело. Я, как каникулы начались, сразу шесть штук мороженого на радостях съел — три стаканчика и три брикета. Ничего, только охрип немножко. И теперь, наверное, поэтому никто моего хилого кашля не услышал.