К счастью, его несуразное поведение не могло смутить никого из присутствующих. Паола наблюдала за детективом с тем же выражением лица, с каким проверяла сочинения Лиама - с бесконечным доброжелательным терпением и лёгким удивлением, словно говоря: "О, воистину мир богат на трогательные чудеса". Я недоумённо разглядывала перепачканное землёй кольцо - изящный золотой ободок, украшенный гранатовым цветком наперстянки с капельками аквамариновой росы. Тонкая работа, и наверняка сделана на заказ, не удивлюсь, если по эскизу Роджера; подобные вещи всегда чувствуются, словно действительно можно вложить в металл и драгоценные камни тепло своего сердца и нерастраченную любовь.
А Роджер тем временем пустился в объяснения:
- Видите ли, леди Виржиния, некоторое время назад моя мать серьёзно заболела. Её мучил жар, и в бреду она постоянно говорила о каких-то младенцах. Я решил, что матушку беспокоит, что я до сих пор не женат, а значит, нет и наследников. Что ж, поправить это несложно, однако сперва нужно найти подходящую невесту. Или хотя бы обручальное кольцо заказать. Вообще-то, когда не знаешь, с какого конца за дело взяться, лучше начать с деталей, - неожиданно оживился он, и глаза у него заблестели. - Например, когда я хочу узнать человека получше, то беру свою тетрадь с набросками и рисую одежду, которая, как мне кажется, подходит ему безупречно. Не обязательно модную, к слову. Эллиса я всё время наряжаю во что-нибудь старинное, никконское. А вас бы мне непременно захотелось изобразить в мужском костюме... Простите, - смутился Роджер. - Бестактно с моей стороны, да и не о том речь. Итак, твёрдо решив жениться, я в первую очередь пошёл к ювелиру и заказал обручальное кольцо.
С этими словами он забрал у меня золотой ободок - и без труда надел на собственный безымянный палец. И только тогда я заметила, какие изящные у Роджера руки - точь-в-точь как у Эллиса. Из всех моих знакомых мужчин похвастаться такими мог только Эрвин Калле, но суставы у художника от работы стали широковаты, а вокруг безобразно обстриженных ногтей у него темнели пятна въевшейся краски.
- Оно по размеру и вам, - заметила я. Роджер застенчиво улыбнулся, точно получил лучший в своей жизни комплимент:
- Да, разумеется - ведь моей невесте должно подходить то же, что и мне! Иначе какой в этом смысл? И лишь теперь я понимаю, что всё началось с кольца, - вздохнул он вдруг, мрачнея. - Понимаете, у Джудит, то есть у покойной мисс Миллз, был один грех. В остальном она - как подарок Небес, то есть была как подарок, конечно... Трудолюбивая, честная, добрая, умелая, никаких родственников в Бромли. И, что самое главное, Джудит обожала мою мать - всю целиком, с привычками и чудачествами, несмотря на болезнь. Звала ласково даже... даже когда становилось трудно. - Роджер сглотнул и на мгновение отвёл взгляд, но почти сразу сумел взять себя в руки. - А мама это чувствовала - и слушалась её. Беда в том, что Джудит не могла удержаться от воровства. У нас часто пропадали мелкие вещи - сегодня платок с монограммой, через неделю - карандаш или недоделанная мамина вышивка, через месяц - вилка. Если исчезало что-то по-настоящему ценное, например, моя печать, я начинал громко жаловаться на пропажу кому-нибудь в присутствии Джудит, и вскоре вещь отыскивалась в неожиданном месте. Печать, скажем, обнаружилась на дне супницы, - разразился Роджер хриплым, похожим на кашель смехом. - Думаю, в любом другом доме Джудит пришлось бы нелегко, но мама вовсе ничего не замечала, а я не сердился. Вот другое дело, когда управляющий пытается укрыть часть дохода от мастерской и положить себе в карман, а такое случается чаще, чем мне хотелось бы. Вы не представляете, леди Виржиния, сколько соблазнов для вороватого человека в швейной мастерской!
- Довольно, мы уже поняли, - мягко прервал рассказ Эллис и обернулся ко мне: - Вам, учитывая ваши собственные непростые отношения с прислугой, думаю, не надо лишний раз объяснять, почему мисс Миллз так долго проработала в этом доме. И продолжала б дальше, если бы не трагическая случайность. Вы наверняка уже догадались, какая.
Пальцы у меня сами собою сжались на трости; раненую ладонь прострелило болью. Запах сырой земли из разбитого горшка стал вдруг необычайно резким, а февральские лиловатые сумерки за окном обожгли взгляд холодом. Давний сон - тот, с которого всё это началось - предстал перед внутренним взором, застилая действительность.