Во время перерыва, когда остальные сбились в кучку, я подошла к ней. Сказала, что это хорошо выглядит, хотя не совсем понимала, что передо мной. Она делала зарисовки углем, и это было, как будто ты видишь дизайнерский эскиз платья и пытаешься представить, как эта вещь будет выглядеть в реальности.
– Я думаю сделать сцену в центре, – сказала она, – чтобы зрители сидели со всех сторон. Тогда основной состав все время будет на сцене, и актеры, когда они не задействованы, просто будут отходить в сторону и наблюдать за происходящим.
– Это круто, правда, – сказала я, действительно так считая. – Это умно. Акцентирует внимание на том, что общество всегда наблюдает за каждым.
Она улыбнулась.
– Правда, нужно, чтобы еще мистер Джонс это утвердил.
– Что это?
Мы обе подняли глаза на Хейли. В ее тоне звучало скорее любопытство, чем недовольство.
– Вот здесь. – Подойдя ближе, она ткнула пальцем в то место на эскизе, где находился угол сцены.
Бекка терпеливо объяснила, что так она обозначила осветитель. Она бросила на меня заговорщицкий взгляд, в котором читался намек на наш тайный союз.
– Нужно будет сделать так, чтобы источники света были расположены по сторонам квадрата. С этим не должно быть проблем, Кейси может этим заняться, она классно все делает на высоте. А первую линию осветительных приборов мы можем оставить на месте – вдруг директор захочет провести здесь какое-то мероприятие до спектакля.
Бекка была на коне, чувствовала себя комфортно в своей стихии, но я видела, что Хейли ее не понимает. Логическое мышление – не ее конек, так что для нее это были просто наброски на бумаге.
– Я собиралась пойти перекурить, – сказала она. – Пойдешь? – Она не смотрела на меня, но у нее на скулах появились ярко-розовые пятна.
– Конечно, – ответила Бекка через мгновение. – Почему бы нет?
Она была хороша. Даже не оглянулась, когда они неторопливо побрели к выходу. Я посмотрела на Дженни. Они с Хейли в ту же секунду обменялась взглядами.
У всего этого был подтекст, тут, в этом гуле театра. Внутри нас жужжали секреты.
– Хороши, правда? – Голос был похож на звуки, издаваемые потекшим краном, хлюпающие и раздражающие. Ханна.
Я не ответила, просто пренебрежительно посмотрела на нее, хихикнула и отошла. Ханна взяла сумку и ушла. Я видела, что она кому-то пишет эсэмэску. Наверное, сообщает Бекке, что уходит. Она злилась на меня, и, несмотря на это, все еще была прихвостнем Бекки. Она всегда была такой. Еще в детском саду. Я помню, как она три раза описалась. Она была
Наконец репетиция закончилась и нам похлопали за наши экспромты. Все были радостно возбуждены, как будто знали, что эта пьеса может стать чем-то особенным, если постановка будет удачной. Мы должны стать командой, сказал мистер Джонс, он имел в виду пирамиду, выстраиваемую группой поддержки. Те, кто внизу, поддерживают тех, кто наверху.
После того как все мы напились воды, которую мистер Джонс принес из своего колодца, он покинул театр, и группа раскололась. Дженни пробормотала что-то про шкафчики и направилась к главному зданию школы, а я, Хейли и Бекка шли не спеша, стараясь держаться непринужденно, хотя внутренне были напряжены.
Бекка шла посередине – веточка терна меж белых роз, – когда мы вышли в морозную ночь. Несмотря на позднее время, в школе все еще было многолюдно. Кроме нашей репетиции, были и другие внеклассные занятия. Мальчишки в грязной футбольной форме залезали на задние сиденья ожидающих их внедорожников или, смеясь и дурачась, направлялись к магазинам, где, несомненно, набьют свои сумки жирными чипсами.
У меня заурчало в животе. Как чудесно быть парнем, иметь возможность есть все, что захочется. И даже гордиться этим, а не чувствовать себя преступником.
Кто-то нас окликнул:
– Наташа! Хейли! – и помахал нам рукой.
Я нахмурила брови, поскольку не могла разглядеть, кто это, только силуэт на фоне яркого света фар. Фигура в темноте. Интересно, прошепчет ли она сейчас мое имя? Я не считала припаркованные машины. Я знала, что их тринадцать.
– Это твой папа? – спросила Бекка.
Да, точно, он. Я испытала невероятное облегчение, а потом почувствовала себя глупо из-за того, что запаниковала. Мне не из-за чего было паниковать. (Если доктор Харви когда-либо это прочтет, она действительно решит, что я чокнутая и запрет меня. Лучше я это сожгу.)
Потом Хейли радостно спросила:
– Что он здесь делает?
Мне кажется, что она немного влюблена в моего отца, как бы дико это ни звучало. Мы наконец подошли к нему, сначала Хейли, потом я, а после нас Бекка, неловкий хвостик. Он, наверное, рано освободился, поэтому приехал, чтобы нас подвезти. Дойдя до дороги, мы увидели, как он улыбается, приятно удивленный.
– Я бы могла сама дойти, пап. – В моем голосе улавливалось недовольство, но его улыбка не дрогнула. Он был настроен оставаться довольным.