13 минут

– С ней все будет хорошо, когда Наташа очнется, – сказал он. Автомат жужжал, наполняя чашку жидким кофе и сухим молоком. Гэри явно не рассматривал вероятность того, что Наташа может не очнуться. – Но я не думаю, что пролитые у кровати слезы помогают Наташе. – Он взглянул на Бекку, и она впервые осознала, что он на самом деле довольно привлекательный мужчина. Слишком старый для нее, но все равно красивый. Без своего форменного костюма и галстука он выглядел моложе.

– Хотите, чтобы я немного поговорила с ней? – Слова, выданные ее мозгом в ответ на внезапную волну жалости к отцу ее бывшей лучшей подруги, вырвались наружу, она не успела их удержать. – У меня есть немного времени.

– Ты могла бы?

Благодарность, которую он излучал, тяжело опустилась ей на плечи, и она проклинала себя за это. Ей нужно было просто послать маме эсэмэску, попросить, чтобы она ее забрала. Ей нужно было спуститься вниз и ждать Эйдена на морозе. О чем, черт возьми, она собиралась поговорить с Наташей?

– Конечно, – ответила она. – Я тоже люблю Ташу. – У нее даже лицо стало покалывать от лжи.

5

Холодно, так холодно, что не могу дышать и паникую в воде, похожей на осколки стекла, и впервые думаю, что у меня действительно серьезные неприятности. Что я могу здесь и остаться. Мои белые спортивные штаны и толстовка такие тяжелые в ледяной воде. Легкие болят, их обжигает от холода, когда я пытаюсь вдохнуть, отчаянно стараясь держать подбородок над водой, но все тело отказывается работать – легкие, конечности, мозг. Холодная река побеждает. Она обжигает мои вены, будто огнем. Если мне удастся дотянуться до веток, я смогу выбраться на берег, если только я не погружусь, – и который час, который час? – и, ох, черт, я не чувствую рук. Тонкие ветки, словно скальпели для моей мертвенно-синей кожи, это ужасная ошибка, и который сейчас к черту час, и…

…Я делаю глубокий вдох, легкие снова разрываются от боли, но воздух теплый и сладкий, и нет душащей меня ледяной воды.

– Наташа?

– О господи, Наташа!

– Таша!

– Позовите врача!

Мамино лицо нависает надо мной, и мне инстинктивно хочется отмахнуться от нее. Она слишком близко. Я в замешательстве. Все еще пытаюсь дышать. Сердце колотится. Я не понимаю, где нахожусь. Моргаю, моргаю и снова моргаю. Тут жарко, ярко и сухо. Хейли и Дженни в комнате. Я слышу их вопли, когда медсестра оттаскивает их, чтобы подойти ко мне.

Думаю, я жива. И я испытываю такое облегчение! Я жива. Это больница.

Я двигаю губами, но слов не слышно. Горло пересохло и охрипло. У меня в руке игла от капельницы. Сколько я здесь нахожусь? Какой сегодня день? Голова пульсирует.

Вокруг меня слишком много суеты. Я пытаюсь повернуть голову набок, чтобы посмотреть на дверь, к которой спешат еще какие-то люди. Суставы и мышцы шеи вопят от боли. Я вижу разметавшиеся по подушке светлые волосы, что удивляет мой растерянный разум. У меня темные волосы. Это не мои. Нет, у меня были темные волосы. Я перекрасилась, чтобы быть, как подружки. Все блондинки. Взаимозаменяемые.

Все что-то говорят, или мне это кажется. Поток шума. Я осознаю, что, помимо всего прочего, звучит знакомая музыка – где-то лежит «iPod», подключенный к колонке. Это мой? Кто его сюда принес? Сколько я здесь нахожусь? Разговоры и шум. Разговоры и шум. Всего этого слишком много. Трудно сосредоточиться. Внезапно я вспоминаю о Бекке.

– Бекка была здесь? – спрашиваю я.

Голос грубый, как наждачная бумага, он не похож на мой. Так может говорить одержимая девочка из ужастика. Думаю, это также шокировало и всех остальных, ведь на мой вопрос отвечают молчанием. В комнате ощущается какое-то странное спокойствие, блаженная тишина, пока они все смотрят на меня.

– Бекка была здесь? – снова спрашиваю я.

– Да, – отвечает мама. Ее сухая, как бумага, дрожащая рука крепко сжимает мою. – Да, она приходила вчера и говорила с тобой.

– Я так и думала. – Я улыбаюсь и закрываю глаза.

6

Выдержка из

КОНСУЛЬТАЦИИ ДОКТОРА АННАБЕЛЬ ХАРВИ ПАЦИЕНТКИ НАТАШИ ХОУЛЕНД, ПОНЕДЕЛЬНИК, 11/01, 09.00