13 плюс

Запахи от стола текли самые соблазнительные. Вовка еще подумал, что это могли быть диверсанты, цель которых отвлечь его от руководства звездной баталией. Но потом сам устыдился: неужели мог подумать, что мать стала диверсанткой?

Откуда-то очень издалека и на полном затухании сигнала донесся вопрос:

— Владимир Михайлович! Так мы начинаем? Таймер почти уже…

Нет!

Нет, хотел сказать Вовка. Но кто его услышит в условиях детского сада и песочницы?

Расцвели над далеким горизонтом раноцветные шары космических мегатонных взрывов.

Эх, чуть не плакал Вовка, теряем Землю, теряем…

— Пятый флот, левее брать, левее!

— Вот тебе, Вовочка овсяная кашка. Она страшно полезная! Там и микроэлементы всякие… Что это за салют, в самом деле! Нашли же время. Детям обедать и спать положено днем. А эти шуметь начинают.

— Мне надо, — рванулся Вовка.

— Сидеть! Есть кашу! Ишь, что удумал — игрушками обед заменять. Сидеть! Ложку бери!

Грохнуло так, что заложило уши. Над Землей — грохнуло. А где-то в черном космосе сгорел беззвучно и беспламенно большой китайский крейсер. Последний крейсер Земли.

Нельзя плакать. Нельзя. Они же просто не понимают. Ну, кто бы им сказал, простым таким, что сейчас на самом деле происходит?

— Да ты что, Вовка? Плачешь, что ли? Ой, ты, мой маленький! Ой, ты, дитё сопливое… Да ты ешь, ешь! Подрастешь вот, в школу пойдешь. А там, глядишь, и в космос тебя возьмут.

В космосе умирали последние защитники Земли.

Вовка плакал и ел овсяную кашу.

Лето в деревне

Деревня Машке была в новинку. Ей говорили, смеясь, что она все это уже видела раньше, год назад, но она хмурилась недоверчиво, а потом опять с визгом восторга бежала куда-то. Или наоборот, вдруг прижималась к мамкиной ноге, пугаясь чего-то.

— Ну, чего ты пугаешься, Марья Петровна? — смеялась бабушка.

Они все смеялись над ней. Папка называл Машкой. Дядя Ваня говорил — Марья Маревна. Это потому что мама тоже была Маша. Машку так и назвали, потому что мама — тоже так. Бабушка, вон, посмотрев на ее серьезный прищур и сжатые губы, стала говорить «Петровна». Они всегда смеются, взрослые. И ничего совсем не понимают.

А на самом деле, в деревне все интересно. То есть, совсем все. Даже просто сходить в туалет — это настоящее приключение. И лучше туда идти, пока светло. Правда, говорят, что можно и так просто, «на грядочку», «под кустики». Но Машка девица была городская, воспитанная, и так просто ей было неудобно. А еще, если просто под кустик — ага, она пробовала, знает — то во-первых, можно влезть попой в крапиву, и опять все будут смеяться. А во-вторых, там же комары! И им почему-то очень нравится кусаться.

Вот в деревянном домике, который стоит «на задах», за огородом, комаров нет совсем. Есть мухи, которые вылетают из черного страшного отверстия, куда, если камень кинуть, шлепается далеко и гулко. Но мух ловит огромный паук, смирно сидящий в толстой неряшливой сети в углу туалета.

Машка даже его пугалась сначала и плакала. Упиралась. Но мама объяснила, что пугаться его не надо. Потому что он же маленький на самом деле. Вон какая Машка, а вон какой паук. Если их рядом поставить и линейкой возле двери померить, так того паука и не найдешь вовсе по зарубкам, которые делают каждый год, чтобы было видно, кто и как растет. А еще, объяснила мама, тот паук — он паук полезный. Он ловит мух. А иначе бы тех мух было бы столько же, сколько комаров в кустах.

Машка еще думала, что надо тогда паука вынести с паутиной вместе в кусты. И тогда там не будет комаров. И можно будет.

Но все некогда было.

Еще в деревне были животные. В городе животные тоже были, но далеко во дворе. На них можно было смотреть из окна кухни тринадцатого этажа и рассуждать, кто и с кем вышел гулять. Или спуститься, повалять маленького щенка, потрепать его, а потом уйти опять к себе наверх, на тринадцатый этаж.

Машка, хоть и маленькая еще, но число тринадцать уже знала и даже умела выговаривать. В отличие от некоторых.

В деревне животные были не щенки.

Тут были коровы, которых пастух гнал рано утром мимо двора, а вечером возвращал обратно. Коровы были большие, с добрыми глазами. Они все время были как будто усталые. Вроде как все время работают и работают без выходных. Машка еще обдумала это и поняла — а ведь так и есть. Каждый день! Рано утром! Если бы так Машку, она тоже ходила бы с добрыми усталыми глазами.

Еще были козы. Козы, объяснила бабушка, животные вредные и дурные. Если они с кем не дружатся, так обязательно бодаться начинают.

Еще — собаки. У бабушки был Мальчик. Мальчик был по пояс Машке. Даже больше. У него был шершавый язык и веселые черные глаза. Он любил с Машкой бегать по двору. Но со двора ему было нельзя. Он тут работал — охранял дом. И тоже без всяких там выходных.

В деревне так получалось, что почти все и всё время работали. И только Машка приехала отдыхать. Даже мама — она же тоже приехала — работала, как все местные.

Даже кошки работали. Они ловили мышей. И Машка сама видела, как Каська приносила мертвую мышку и клала на порог. А бабушка ее за это хвалила и гладила.