Окна чистые, лишь изморозь по краям. Занавесок нет. Сейчас зима, но деревья все еще с листвой. Ими приятно любоваться, особенно на закате. Но под мягким лиственным убором скрывается прочный и острый скелет, деревянные кости цепляются за одежду, царапают лицо. Потеряться в лесу жутко, особенно когда твое тело нежное и податливое, а все вокруг – колючее, цепкое. Лесом приятно любоваться, и только-то. Но стоит тебе оказаться среди деревьев, как на тебя начинают наступать тени, постепенно пожирающие все вокруг. Молитвенники – вот кого любит лес. Тебе же не помогут даже самые точные карты. Чтобы найти дорогу домой, тебе нужно сдаться на его милость, врасти, словно корень, в землю. Не роптать, когда получаешь болезненные уколы и тычки, не бежать от теней. Единственный способ справиться с лесом – научиться жить в нем.
Прерывистое дыхание учащается и туманит стекло. Мои пальцы трогают холодную поверхность и вычерчивают узор – лист, другой, наконец-то оторвавшиеся от ветвей… Рукавом стираю рисунок.
Снаружи царит непроглядная тьма, кричит, будто в страхе, какое-то животное. Звук этот доносится издалека, и я пытаюсь не слушать. Снег по-прежнему чист, но кажется, будто это сумрак оставил свой след на земле. Когда он стает, то вся правда откроется. Тяжесть этого зрелища трудно будет выдержать. Правда всегда обжигает. Плохая способность – замечать слишком многое. Раскрой глаза пошире, и сам не заметишь, как кто-то вспорет тебе живот. В лесу хорошо блуждать, если у тебя есть план. Красивые дети прячут лица, пачкаются зеленым соком травы, посыпают мхом головы. Пытаются скрыть запах мягкого хлеба и дешевого вина – подарки, которые несут. Они прячут подарки, словно стыд.
Мне никогда даже мысли не приходило, что я могу быть беременна. Мои ребра голодно торчат, острые, словно ножи. Моему чреву неведомо, как можно взрастить что-то маленькое, беззащитное, живое. Мужу бы хотелось ребенка. Не само дитя, а все, что с ним связано. Интересно, что бы сказали люди в деревне? Должно быть, восхищались бы его силой и плодовитостью: надо же, он – сильный и плодовитый мужчина, смог сделать фарфоровую куколку сосудом для своего ребенка. Заполнить ее до краев крошечной копией самого себя. Множество маленьких, сильных, вечно голодных, жадно кусающихся мальчишек – вот чего бы ему хотелось. Мальчишек, ни капельки не похожих на меня. Впрочем, дочь, как и он, я сама не хочу. Выскребла бы ее до красной крови на снегу. Я редко кровоточу, но ради нее я бы постаралась, не страшась боли, не считая капель.
А после я бы еще подождала, отгоняя воронов. Мальчик был бы слишком сильным, чтобы его убить. Вечно сопливый, вечно голодный, он бы высосал из меня всю грусть, оставил лишь пустую оболочку, медлительную, безжизненную, состоящую лишь из пепла и еле уловимого дыхания. Большое сердце моего мужа разобьется, если он заподозрит меня в подобных мыслях. Но могут ли мышцы разбиться? Нет, он бы поглотил меня. Поглотил целиком…
Я знаю, что нужно делать, чтобы быть в безопасности. Держаться тропинки, точно ставить ноги, одну за другой. Наполняю корзину едой для мужа. Укрываю ее кухонными полотенцами, коричневой бумагой. Хлеб, эль, сыр, мясо и яблоки. Все, что можно есть большими кусками. Его обед всегда такой огромный. Мой муж ест так же, как шагает, – размашисто, бесстрашно, с топором на плече. Он еще не дома, но все уже готово. Он еще не пришел, но все чисто, аккуратно и на своих местах. Мои мысли порхают где-то далеко, но делаю я все четко. Я не знаю, что случилось бы, реши я хоть что-то изменить. Пламя слабо колеблется, лижет решетку, а дрова – сердце камина – уже наполовину обратились в пепел. Ладно, этого хватит, даже ему, замерзшему и голодному после целого дня работы. В доме уютно, как и всегда: на столе сытный ужин, огонь весело трещит в камине, его послушная, красивая жена медленно прядет шерсть. Вот что любит видеть мой муж. Сыпет пословицами про труд и удочки. Дает указания и иногда грустит, когда видит, что мои руки становятся шершавыми и мозолистыми от домашней работы. Тогда он неодобрительно щелкает языком и натирает их маслом. В нем есть столь редкая в мужчинах доброта. Интересно, счастлив ли он? Небо вбирает темно-голубые тона и ночь преследует день. Скоро я услышу стук его подбитых гвоздями сапог, все громче и громче. Скоро, но не так быстро, чтобы страх перед его приходом мог остановить меня. Еще есть время. Не слишком много, но все же время есть.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное