130 лет Сталину. Анатомия «советского чуда»

Слабость обоснований регулярно приводила к дорогостоящим ошибкам. Самая типичная — начало проектов, не обеспеченных ресурсами. Вторая пятилетка фактически ушла на то, чтобы, пусть с опозданием, закончить проекты, начатые первой. В предвоенное десятилетие Сталин был вынужден как минимум дважды принимать решение о снижении инвестиций. Такая манера руководства — «штурм и натиск» с последующей корректировкой планов — порождала цикличность развития советской экономики, феномен, который, казалось бы, должен по определению отсутствовать в плановой системе. Как следствие — омертвление вложений, снижение отдачи.

Не спасал командную экономику от ошибок и ее «мозг» — Госплан, обязанный превращать директивы Политбюро и правительства в конкретные хозяйственные планы. На самом деле планирование было далеко не всеобъемлющим. Даже в 1951 году проект очередного пятилетнего плана включал в себя лишь 127 заданий в натуральных показателях, притом что советская экономика производила сотни тысяч наименований товаров. Чтобы избежать ответственности за конкретные результаты, работники Госплана определяли цели развития в максимально общем виде. Добавьте к этому, что в процесс разработки планов были активно вовлечены сами производители. Каждый народно–хозяйственный план был результатом не столько «научных» расчетов, сколько торга между выше–и нижестоящими уровнями командной иерархии.

Производственники всегда стремились подстраховаться, получить для выполнения спущенных сверху заданий как можно больше ресурсов. Вот как объяснял эту тактику начальник Главморпрома (отвечало за военное судостроение) Ромуальд Муклевич: «Сам не знаешь, откуда вылезет что–то такое, что нарушит взятые темпы, сорвет тебе программу по отдельному заводу или отдельному объекту». Зная такую манеру нижестоящих, высшие чиновники не имели никаких оснований верить в обоснованность заявок предприятий. Поэтому планировали от достигнутого. «Смотрим, сколько вчера дали, в прошлом квартале, и определяем потребность этого квартала», — признавался один из руководителей Наркомата тяжелой промышленности Исар Айнгорн. Такой «научный» подход на многие годы вперед зафиксировал отраслевую структуру советской экономики конца 1920–х годов. Новым отраслям, если они не были связаны с военно–промышленным комплексом, было просто неоткуда появиться в советской системе, что обрекало ее на хроническое отставание от Запада.

Миф о сталинской вертикали

В народе говорят: «При Сталине был порядок». Аналогичного взгляда придерживаются и многие критики сталинизма. По их мнению, командная система превратила человека в винтик, малозначащую часть огромного механизма. На самом деле на всех этажах советского политического и экономического механизма винтики имели и стимулы, и возможность «играть» с системой. Это был тот еще порядок.

Хозяйственники и партийные руководители на местах постоянно апеллировали к центру, ища помощи и поддержки в реализации полученных заданий или стремясь переложить ответственность за провалы. Чем выше стояли чиновники в советской иерархии, тем больше они были перегружены работой. В 1930–е годы Политбюро рассматривало от трех до четырех тысяч вопросов в год; еще больше вопросов решал Совнарком, официальное правительство СССР. Большинство составляли частные вопросы повседневного управления, вроде распределения десяти новых автомобилей среди партийных работников какого–нибудь среднеазиатского обкома. Высшее руководство тонуло в потоках информации, а незначительность вопросов заслоняла общую картину. Больше всего был загружен сам Сталин, без которого его замы не могли «решиться на что–либо фундаментальное…» (Лазарь Каганович — Сталину, 21.07.1932). Несмотря на огромную работоспособность генсека, временами и он не выдерживал: «Уехал от бумаг, а вы забрасываете меня грудой бумаг. Решайте сами и решайте поскорее…» (из письма Кагановичу 13.09.1933).

Не имея физической возможности контролировать решение всех вопросов, советские руководители высоко ценили свое право в любой момент вмешиваться в повседневное управление работой подчиненных. Несмотря на обязанность каждого коммуниста любой ценой исполнять решения партии и правительства, выполнение приказов в советской системе было далеко не автоматическим. Нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе жаловался: «Я вижу, наблюдаю, ругаюсь, дерусь как зверь, но чтобы протащить какой–либо вопрос, чтобы он был как следует проведен, для этого надо самому впасть в истерику на три–четыре часа и того загнать в истерику, кто это выполняет».