1356

Вражеский предводитель прокладывал себе путь, чтобы скрестить оружие с наследником французского престола, и допустить этого нельзя было ни в коем случае. Англичанин дрался, словно дьявол, и наследника требовалось увести, пока не поздно.

— Пойдёмте, Ваше Высочество, — сказал страж и потянул дофина назад.

Карл хранил молчание. ЧуднО, кровавая битва не вызвала в нём того чувства, которое он ожидал испытать. Не было страха. Конечно, его охраняли рыцари отца — заправские рубаки, но дофин отнюдь не прятался за их спинами и даже ткнул мечом вражеского латника, с удивлением поймав себя на мысли, что бедолаге, должно быть, чертовски больно. Битва не напугала Карла, скорее, заворожила. А ещё, глядя на разворачивающуюся перед глазами бойню, дофин думал, насколько это глупый способ решать межгосударственные трения. Всё равно, что монетку кидать. Неужели нет иного, более мудрого пути одолеть врага?

— Идемте, сир! — теребил телохранитель, и дофин позволил увлечь себя в тыл баталии, за изгородь.

Сколько длилась схватка, он не знал. Казалось, что считанные минуты, а солнце успело подняться высоко над верхушками деревьев. Выходит, больше часа?

— Как время бежит… — вырвалось у Карла.

— Что, сир?

— Время, говорю, бежит!

Телохранитель не слушал дофина. Он оглянулся на принца Уэльского, мгновением ранее зарубившего очередного противника. Эдуард потряс в воздухе окровавленным топором:

— Вернись, Карл!

— Вот же чурбан, — подивился дофин.

— Э, сир?

— Он — чурбан, говорю!

— Чурбан или нет, дерётся он, как сатана, — с невольным восхищением пробормотал телохранитель.

— Он, по-моему, искренне наслаждается этим, — сказал дофин.

— Почему бы и нет, сир?

— Только чурбан может этим наслаждаться. Чурбану здесь раздолье, настоящий праздник непроходимой тупости.

Телохранитель с трудом подавил в себе приступ накатившей вдруг злости. Подавил, потому что отвечал за жизнь этого бледного слабака с цыплячьей грудью, несоразмерными конечностями и, как оказалось, набитой сеном башкой. Наследник должен и выглядеть, как наследник. Как принц Уэльский. Француз скорее дал бы себя казнить, чем признался вслух (но себе-то чего врать?), что английский принц выглядел истинным наследником трона во всём блеске обагрённого кровью величия. Принц Уэльский выглядел прирождённым бойцом, а не бледной немочью, по недоразумению именуемой мужчиной. Увы, бледная немочь носила титул дофина, а потому телохранитель заставил себя говорить почтительно:

— Надо послать гонцов к вашему отцу. К королю.

— Я помню, кто у меня отец.

— За подмогой, сир.

— Раз надо — посылайте. Только просите у отца чурбанов почурбанистее.

— Кого-кого, сир?

— Гонцов, говорю, посылайте! И поживее!

И французы послали за подкреплением.

Верзила с моргенштерном и оба его приятеля бросились в атаку, рыча оскорбления. Здоровяк нацелился на Томаса, а его товарищи с кистенём и алебардой — на стоящих по бокам от Хуктона Арнальдуса и Карла. Гасконцу достался латник с гупильоном, богемскому немцу — алебардщик.

Томас покрутил в руках бесполезное копьё и отшвырнул в сторону.

Навершие двуручного моргенштерна со свистом рассекло воздух. Томас непроизвольно отметил капельки крови, сорвавшиеся с острых шипов. Лучник остался без оружия, поэтому он шагнул вперёд, поднырнув под опускающуюся булаву, и изо всех сил стиснул врага в объятиях.

Арнальдус принял било гупильона на щит, откинул вбок и всадил топор французу в бедро. Карл последовал примеру Томаса, скользнул вплотную к своему противнику и вбил ему в пах булаву. И вбил снова. От тонкого визга у мёртвой хваткой сжавшего детину Томаса едва не лопнули барабанные перепонки. Француз с алебардой сложился вдвое, лезвие его оружия пропахало по спине Томаса, разрывая кольчугу вместе с кожаной подкладкой. Карл перехватил палицу ближе к навершию и с короткого замаха размозжил французу позвонки у основания черепа. Тот беззвучно рухнул наземь. Богемец выхватил кинжал, подскочил сбоку к стиснутому Томасом здоровяку. Всунув лезвие снизу под нагрудник врагу, богемец отогнул край и вогнал кинжал французу под рёбра.

— Господи! Господи! — закричал верзила.

Томас не отпускал. Здоровяк продолжал держать в задранных руках моргенштерн. Опустить руки ему не давали объятия Томаса, но почему он не бросал оружие и не вцеплялся лучнику в глотку (как на его месте поступил бы сам Хуктон), Бог весть. Как бы то ни было, Карл погружал кинжал всё глубже, и верзила вопил всё громче. Вероятно. Клинок распорол ему кишки, потому что до ноздрей донёсся смрад дерьма. Хуктон сжал извивающегося ужом француза так крепко, как мог, а Карл ударил кинжалом повторно. Его окровавленная латная перчатка вместе с оружием почти скрылась под кирасой умирающего в багровых лохмотьях мяса и кольчуги.

— Можешь отпускать, — оповестил Томаса Карл.

Здоровяк осел мешком, судорожно хапая воздух распятым ртом.

— Бедный дурень, — сказал Карл, добивая его булавой, — Удачи тебе в аду. Передай привет от нас старику Люциферу.